Прости за любовь - стр. 7
Ругнувшись, подползаю ближе к краю постели и опускаю по очереди вниз ноги.
– Стой, что ты делаешь? – испуганно таращится на меня девчонка, когда тянусь за костылями, которые они сразу не заметили.
Опираясь на здоровую ногу, медленно поднимаюсь.
Выкусите на хрен. Я наконец могу вставать. Правда всё равно пока нужна чья-то помощь.
– Марсель… Паш!
Роняю костыль. Горький за секунду оказывается рядом, вовремя подставив своё плечо.
Понты понтами, но я не рассчитал. С координацией беда. Сам ещё не передвигался. Позавчера и вчера меня батя на себе таскал.
– И куда эт мы настрёмились? – улыбается Макс.
– На пляжную вечеринку, – огрызнувшись, покрепче прихватываю правый костыль.
– А если серьёзно? – уточняет Паша.
– У меня тут одна дорога. Сортир, – раздражённо цокаю языком.
– Понял.
– Утка ж есть.
Утка…
– Могу подарить её тебе, Ромасенко.
– Вы только, пожалуйста, потихоньку, – Илона, отойдя в сторону, с тревогой наблюдает за нами.
– Может, чуть помедленнее? – очкуя, беспокоится Паша.
– Нет.
На клапан давит так, что промедление, боюсь, чревато последствиями.
– Дверь закрой, – командую, когда оказываемся в туалете.
– Я с тобой побуду.
– Сбрендил? – балансирую на одной ноге.
Как грёбанный оловянный солдатик.
– Тебе нельзя падать, Марс.
– Дай поссать, придурок! – забирая у него второй костыль, прямо-таки выхожу из себя.
– Ты это… Осторожно только, лады?
Матерюсь.
Как раз в этот момент дверь закрывается и мне услужливо позволяют справить нужду.
Пользуясь случаем, чищу зубы и умываю морду. Правда склониться над раковиной не могу, поэтому полоскаюсь как жаба. Вода повсюду. Летит направо и налево.
Тук-тук.
– Марсель, всё в порядке?
Илона.
– Да.
– Паша поможет вернуться?
– Буду признателен, – отвечаю ей в тон, глядя на своё дерьмовое отражение в зеркале.
Обратная дорога до кровати занимает чуть меньше времени, хотя друг делает каждый последующий шаг с опаской.
– Аккуратнее.
– Я не смертельно больной. Хватит уже, – рявкаю на девчонку, пятой точкой опускаясь на постель.
– Слушай, братан, тебе бы не только воротник, – Ромасенко на шею в фиксаторе показывает, – но и намордник. Бросаешься на нас сегодня как бультерьер.
– Очень смешно, – закидываю на кровать сначала ту ногу, что в гипсе. Потом вторую.
Поёрзав, без резких движений укладываюсь. Глубоко дышу, стараясь игнорировать усилившуюся боль.
– На фига перестелила бельё?
Успела подсуетиться, пока я был занят утренними процедурами.
– Мне не трудно.
– Никто об этом не просил.
– Вместо спасибо ещё и получила, – хмыкая, комментирует наш диалог Ромасенко.
– Можете просто свалить отсюда? – глядя в потолок, довольно грубо обозначаю своё пожелание.
– Да без Б. Погнали, Паш. Пусть депрессирует дальше сколько влезет, – хлопает Горького по плечу. После чего они оба выходят из палаты.
– Зря ты так.
Молчу.
Едва сдерживаюсь, чтобы не нахамить в довесок ещё и девчонке.
– Нехорошо получилось. Я понимаю, тебе сейчас очень трудно, но…
– Не надо меня воспитывать! Иди давай… Туда же, – всё-таки выпаливаю на эмоциях.
– Ну уж нет, – отражает уверенно и спокойно. – У нас тут мороженое тает. Большая упаковка. Ты один точно не справишься.
– Не сдалось мне это твоё мороженое!
– А ещё я скачала офигенский фильм, – чувствую, как садится на кровать.
Смещаю взгляд с потолка на неё.
Копошится. Устанавливает ноут возле моих ног.