Прости меня, если сможешь - стр. 34

Мне снова почему-то вспомнилась ночь, и раскаленный воздух в спальне, и надвигающееся на меня тело — и по позвоночнику пробежала дрожь. Я даже плечами передернула.

Правильно, Лиза. Помни об этом. Особенно — когда тебе хочется шутить и подначивать бывшего врага.

Особенно — когда он шутит в ответ.

Остаток дня прошел невыразительно. Вооружившись новейшими разработками в области чистящих средств, я вернулась в ванную, полная решимости на этот раз довести ее до совершенства. И на удивление — мне это даже удалось. «Чистоблеск» в полной мере себя оправдал. Настолько, что даже стало немножко жаль убитого утром времени.

Потом я взялась за ужин, который стараниями и заботой миссис Тернер достаточно было достать из холодильника и разогреть (перетрудилась!)

Ели мы в тишине.

Я — погруженная в путаные мысли о прошедшем и грядущем. Мэтт — в газету.

Было настолько тихо, что я даже чуть вздрогнула, когда светлый издал недовольный хмыкающе-фыркающий звук.

— Что там? — не утерпела я.

Эта газета манила меня с тех самых пор, как я увидела ее на столике, рядом с небрежно брошенными ключами от машины. Очевидно, Мэтт купил ее по дороге домой. Мне нужна была информация о происходящем в мире, но я боялась показать излишне живой интерес.

— На.

Вместо ответа носорог сложил газету так, чтобы выделить статью в нижней части одной из последних страниц, и протянул мне.

«Вчера, 22 августа 19.. года, был приведен в исполнение приговор Лизы Миллс, последней представительницы темного рода Миллсов, зачинщиков и лидеров темного Сопротивления. Мисс Миллс не участвовала в боевых действиях, однако поддерживала идеи восстания, а потому была приговорена к пожизненному условному сроку с правом Искупления. Это поправка в закон, внесенная по инициативе одного из молодых и подающих надежды представителей либеральной партии Томаса Грина. Согласно этой поправке, Лиза Миллс была отправлена на исправительные работы в дом Мэттью Тернера, героя и ветерана войны…»

Я не стала читать дальше — это уже все объясняло.

Там даже была моя фотография. Жутковатая — из тех, что были сделаны при задержании, а фотограф изолятора далек от высокого глянцевого искусства. Но узнаваемая. Особенно вкупе с именем.

И реакция бакалейщицы становилась легко объяснимой. Уж она-то наверняка читает утренние газеты…

Статейка была написана в общем-то нейтрально, разве что с легким налетом восхищения подвигами мистера Носорога, но все равно оставила гадливое ощущение. А еще — только усилила желание дотянуться до всего, что я упустила. Если уж спустя год пресса упоминает даже о таком незначительном событии, как суд над одной из участниц Сопротивления, то я наверняка найду море полезной информации в более ранних выпусках. Нужно будет только добраться до этих самых ранних выпусков.

«Завтра же займусь этим», — решила я для себя. И пусть эти люди сколько угодно плюют мне в спину, я больше не буду убегать от их презрения, поджав хвост. Наверняка где-то поблизости должна быть библиотека, для начала можно попытать счастья там. Они частенько хранят в архивах старые выпуски…

— Будь осторожнее.

Голос Мэтта выдернул меня из размышлений, даже чуточку испугав — на мгновение мне показалось, будто он прочел мои бунтарские мысли.

Поймав мой взгляд, чтобы убедиться, что завладел моим вниманием, он пояснил.