Проклятие зверя: 3 дочь, 13 невеста - стр. 30

Напоследок к смотрителю заглянул, напомнил, кто он и зачем тут главным поставлен, и ушёл. Но с тех пор нет– нет, да и навещал резервацию, даже ежели не моя очередь была. Понимал, что зря, не стоило, но лапы несли... Из лесу не выходил – со стороны наблюдал. Пусть не увижу, хоть буду знать, как дела идут.

И через время к удивлению узнал, что люди всё равно себя вели безответственно, даже несмотря на страх перед Зверем, который мог убить их с одного удара, разодрать с одного укуса. Их опасения из памяти быстро выветривались...

Есть угроза – трясутся от страха, а нет Зверя – и так всё прокатит.

Это плохо!

Я о том и не подозревал раньше – не интересовало меня это. А теперь, со стороны наблюдая за их жизнью и тем, как они с невестами себя вели, убеждался, что Альфа опять что– то не так делал. Недосматривал, людям больно много свободы давал, и надзора за ними стоящего не было. А ещё у людей такие чувства, как жалость, любовь, сострадание ежели и были, то только к своим – кровным.

Редкая баба погладит, нежное слово скажет какой– нибудь упавшей девочке– невесте, не поддержит лишний раз, ежели провинилась, тайком не подкормит, ежели наказание какая отбывает в погребе.

Они были к ним равнодушны и общались, как с отработанным товаром.

7. Глава 7

Глава 7

Рагнар

Так и бегал от своего лагеря до села. Следил издалека да себе зарубки делал: когда встают, тренируются, учатся, играют; когда надзора особенно нет; когда едят, проказничают; кто главный заводила, кто изгой...

Бабы, в основном, по дому хозяйствовали, скотиной занимались да грядками. Мужики силой подсобляли, хоромины чинили, землю копали...

Что ж, расплодились люди, много парней крепких, девок пышных, мужиков вальяжных, баб дородных. А невесты отличались от местных: худые, в одеждах поношенных, бледные, грустные, чумазые...

Не все, но большинство...

А среди молодняка Иржич выделялся. Сынок смотрителя. Выхаживал гордо, других строил. Напоминал мне брата младшего, только без крови волколака. И девки ему чаще других улыбались, а он гонял всех с самонадеянностью молодого Альфы.

Излюбленным его делом было толпой какую– нибудь невесту донимать. И, ясное дело, от всех отличающаяся Славушка – светлостью волос, глубиной синих глаз, нравом тихим, для него была, как мёд для пчелы.

Я за этим наблюдал долго. Пару лет точно. Не вмешивался: сильные сами выживать должны, а слабые... на то и слабые, чтобы приспосабливаться или умирать.

Славка слабой была. Всё такая же тощая, дохлая, вечно зарёванная, в драной одежде. Её толпой клевали, пока взрослые не видели, и ежели по первости мелкая искала защиты у старших, то вскоре в себя забилась и терпела.

А ежели прилетало Иржичу от отца, то он на Славке пуще отыгрывался: за волосы таскал, толкал, подножки ставил...

Со временем мелкая от него начала бегать, и вот это его жутко злило. Иржич не сдавался и преследовал ее, покуда мог, уж больно жертва ему нравилась. Руку не подымал, но зато другие... в особенности девчонки местные и невесты постарше, кто завидовал чистоте Славушки и её светлости, не гнушались.

Уж и завидовали они ей. По– чёрному. И потому, ежели на глаза им попадала, а рядом никого из старших не оказывалось, была бита.

Часто видел, как слёзы глотала. Может, и не плакала бы, да они сами градом лились. От обиды, боли, одиночества. Особенно из– за него. Чуял то. Я вообще её, как себя чуял, и всё хуже мне от того становилось.