Проклятая - стр. 22
– А ты не ответил на мой вопрос.
– Я не… – Деллум опустил глаза. – Мне было велено прекратить. И я больше не собирал. Все по-честному.
– Жаль, – вздохнул Мерлин. – Я бы щедро заплатил, чтобы увидеть некоторые из твоих… – он запнулся, подыскивая слово, – …диковинок.
– Правда? – Деллум почесал руку и бросил взгляд на тяжелую дверь из дуба в дальнем конце комнаты. – И что же… эээ… какой предмет вы ищете?
– Нечто, связанное с числом три, – ответил Мерлин.
Деллум нахмурился, но спустя мгновение лицо его просветлело.
– Возможно, у меня есть именно то, что нужно.
Тяжелая дверь с трудом отворилась, и Мерлин прошел вслед за Деллумом в комнату поменьше. Свет фонаря выхватывал ряды полок, на которых стояли пыльные маленькие сосуды мрачного вида. Мерлина затошнило от запаха испорченного мяса, а Деллум, не обращая внимания на все это, пересек комнату, нетерпеливо схватил какой-то сверток и принес его к смотровому столу, дабы продемонстрировать Мерлину. Предмет был завернут в промасленную ткань.
– Принесли три дня тому назад, – пояснил Деллум. – Родился в крестьянской семье в Колчестере.
Он развернул ткань. Как обычно, Мерлин предпочел не выказать никаких эмоций.
Младенец успел пожить, вероятно, неделю или две. Сморщенный, бледно-зеленый от гнили, маленькие ручки скрючены, а кулачки судорожно сжаты. Два лица, на каждое из которых пришлось по уродливому глазу и собственному носу.
Мерлин повернулся к Деллуму и вопросительно поднял бровь.
– Позвольте, – мягко сказал врач. Он поднял ребенка и перевернул, словно желая помочь ему срыгнуть. На крошечной спине проступало третье лицо – будто существо, попавшее в ловушку между мирами.
– Довольно, – тихо сказал Мерлин. Мысленно он был уже далеко отсюда. Деллум снова завернул тело:
– Могу я, эээ, поинтересоваться, отчего вас так занимает число три?
– В тройке пересекаются прошлое, настоящее и будущее, – пробормотал Мерлин почти про себя. Мантия развевалась за спиной, когда он проследовал к дверям и добавил:
– Нечто страшное и могущественное пробудилось. Тебе следует бояться. Всем нам.
И дверь захлопнулась.
Семь
Нимуэ проснулась от жалобных криков. «Как долго я была без сознания?» – задумалась она. Мысли казались липкими и медленными, голова раскалывалась от боли. Рука невольно потянулась к мокрой голове и нащупала шишку прямо над левым ухом, в том месте, куда попал железный шар. Все еще в оцепенении, она выбралась из груды поленьев и огляделась. Деревенские старейшины горели на крестах, повсюду мелькали красные одеяния, дети плакали в грязи. Каждая деревенская хижина, попадавшаяся ей на глаза, была охвачена огнем. Собаки обнюхивали трупы на дороге.
Гортанный крик «Мама!» вырвался у Нимуэ сам собой, и она бросилась через дорогу, мимо тел и опрокинутых телег, чувствуя, как пульсирует болью голова. Почти сразу же кто-то из Красных Паладинов схватил Нимуэ за плащ, но она вывернулась и вырвала ткань из чужих рук.
Нимуэ взбежала на холм, паладин преследовал ее. Когда она проносилась мимо обугленных тел на крестах, не глядя на искривленные конечности, паладин позади споткнулся, и Нимуэ смогла немного оторваться. И дальше, в Железный Лес, петляя между деревьями, пока сапоги ее не ступили на истертые камни Священной Тропы Солнца. Нимуэ пролетела сквозь завесу у входа в храм и сверху увидела Ленор, скорчившуюся у алтарного камня.