Призраки Калки - стр. 2
Она оглянулась назад и увидела своего единственного любимого, скачущего на вороном коне.
Приблизившись на расстояние голоса, Евпатий сказал:
– Идите, родные мои, я догоню вас чуть позже.
Строго сдвинул брови, рукоятью плети поправил кунью шапку.
– Александр, Алексей! Будьте рядом с матушкой. Хоть и недолго, но быть вам без меня. Потому будьте разумны, я скоро!
И вихрем умчался прочь.
Проснувшись, Елена долго не могла успокоиться, всё вспоминала ласковые руки мужа, его нежный, заботливый голос, его запах, родной запах.
Значит, будет у неё второй сын и зваться он станет Алексеем.
Ведь не зря Господь послал ей такой сон. Не зря!
Жив Евпатий! Её любящее женское сердце по-настоящему ликовало: жив любимый!
С утра домашние долго не могли определить, почему Елена стала такой весёлой и что означает её загадочная, неизменно тёплая улыбка.
Воспоминания ли коснулись её? Или что похуже?
Лев Гаврилович с сожалением подумал, что невестка тронулась умом.
Матушка Надежда надвинула чёрный платок на глаза и беспрестанно творила молитвы.
Сегодня, по их подсчётам, сорок дней со дня гибели Евпатия и многих северных русских витязей.
На сороковины ожидали самого рязанского князя с братом, два семейства близких родичей – Кофы и Звяги, отца и мать Найдёна, воевод, дружинников… Да и что перечислять, двор Льва Гавриловича на Подоле будет открыт для всех с раннего утра и до поздней ночи. Пусть приходят все, кто желает помянуть благородных православных витязей.
– А ведь Евпатий вживе, – тихо сказала Елена. – Я ведаю это. Сердце чует, его не обманешь.
– Жив, донюшка, – примирительно ответила матушка Надежда, всхлипнув, – ещё как жив.
– Негоже мёртвым поминать живого, – продолжала шептать Елена, как в забытье. – Батюшка, умоляю вас, не надо мёртвым поминать живого. Я видела его, он говорил со мной и сказал, мол, жди, скоро приду. А детишек-то у меня стало двое, вот я о чём, – тараторила Елена, не смолкая.
Матушка завыла в голос, напугав маленького.
Лев Гаврилович сердито ударил кулаком о столешницу, дубовая по краям надломилась.
– А вы одно и то же, – добавила Елена уже спокойней, – поминать и поминать. Не поминайте мёртвым живого, вот вам весь мой сказ. Грех это!
Заплакал маленький Александр, протягивая ручонки к маме. Она взяла его, посадила к себе на колени, поцеловала в голову и прижала к себе.
Старый воин, шатаясь, вышел на крыльцо. Прямо перед ним несла свои воды Ока-кормилица.
Лев Гаврилович дошёл до воды, присел на огромный валун и сжал голову обеими руками.
– Ока, наша матушка, – шептал, не утирая слёз, – целебны твои воды, легка твоя прохлада, богаты твои недра. Многие народы живут по твоим берегам, но никто и нигде не любит тебя так, как мы – природные рязане. Распахни свои волны, забери меня, окаянного, но верни сына моего возлюбленного, верни мне Евпатия, живого и невредимого.
И зарыдал, тяжко, по-волчьи, подвывая.
– Господи, прости меня, грешного, прости мне мои языческие вопли, – бормотал сквозь рыдания. – Но тут поневоле возопишь, когда такое творится… Я должон был идти в тот треклятый поход! Я, а не мой возлюбленный сыне! Как я теперь отмолю свои грехи перед Тобой, Господи?
Отпетые и помянутые
Не щадящие живота своего на Калке, уже не единожды отпетые и помянутые Евпатий и Найдён въезжали в стольную Рязань через Пронские ворота. Солнце стояло в зените и пекло немилосердно, донимала мшица