Призраки Калки - стр. 11
Проще говоря, на булгарских рынках было всё!
Тоска о неволе
Мустафу провожал Трофим.
– Друже, брате, – говорил он горячо, – да останься ты у меня хоть на седьмицу, а?
Тут же спохватился:
– Ну, не на седьмицу, так хоть на пару деньков? Отдохнёшь маленько, в себя придёшь толково, чтоб перед родичами своими предстать по-человечьи.
– Нет, хочу, чтобы меня видели таким, каким меня сотворила неволя, – отвечал Мустафа. – Не стану лукавить… К чему это?
Он робко похлопал Трофима по плечу.
– Да, христианин, ты действительно стал мне братом и даже больше брата! Радуюсь, что ты в таких новых одеждах, что сам князь рязанский обещал тебе трудную службу. Радуюсь многократно!.. Но я уже почти дома. Пять лет, дорогой Трофим, пять долгих лет! – повторил проникновенно. – Боюсь, что меня похоронили и оплакали, а моя верная Айгуль стала вечной вдовой. Прости, мой друг, мой брат, мы ещё увидимся.
Он поклонился Трофиму, прижав руку к сердцу.
– Да чего уж там, – расстроенно пробормотал рязанец. – Айда найдём главного.
Им указали на середину каравана, на крытый расписной возок.
В нём дремал широкий булгарин с толстым лицом и двойным подбородком.
Друзья отметили, что, даже дремля, он оставался важным.
– Господин, – обратился к нему Мустафа.
Булгарин быстро открыл глаза.
– Уважаемый, меня зовут Мустафа, я ваш земляк. Пять лет был в половецком плену, теперь хочу вернуться на родину, в наш Великий город.
Теперь Трофим не понимал почти ничего, ибо язык общения невольников и булгарский существенно различались.
– Ты кто? – спросил купец. – Кто был до пленения в Великом городе?
– Я – гончар, господин! – с жаром отвечал Мустафа. – У меня был свой горн в Гончарном квартале, во Внешнем городе, у самой Билярки.
– Во Внешнем городе – это хорошо. А кто теперь владеет твоим горном?
– Я надеюсь, что с моим горном всё в порядке. Вместо себя я оставил родного брата жены – Рустама.
– Мастера Рустама знают все в Великом городе Биляре! В том числе и я. Он – уважаемый человек.
– Господин, – обрадовался Мустафа, – а про его сестру Айгуль ты ничего не знаешь?
– Нет, ничего, – подумав, ответил купец. – Совсем ничего.
Потом посмотрел в начало каравана и зычно дал команду на отправление.
– Садись, гончар, рядом. Дорога будет длинной, длинной и тоскливой. Хочу услышать твои рассказы о неволе, о половецких нравах и обычаях, я – любознательный. Ты там был, познал их, теперь едешь домой. Аллах велел помогать ближнему.
– Прощай, брат! – крикнул Мустафа. – Свидимся ли?
– Уверен, что свидимся, брат! Прощевай…
Трофим помахал рукой и скрылся в толпе провожающих и любознательных.
– На каком языке ты говорил с урусом?
– Мы вместе были в неволе. Он – дружинник рязанского князя. А язык…
И Мустафа стал объяснять, что колодникам из разных стран надо было как-то общаться…
Купец удивлялся, много расспрашивал, на что-то громко возмущался и даже сжимал кулаки, где-то смеялся.
Потом стал сам рассказывать, оказался словоохотлив.
Мустафа с удовольствием слушал. Он вновь и вновь погружался в переливы родного языка, наслаждался его звучанием и поражался, до чего же он, простой гончар, любит язык своей родины.
Тихо поскрипывали колёса телег, шуршали ветви деревьев, лениво перекликались возницы.
Иногда подбегали слуги, стражники, спрашивая то совета, то разрешения.