Приятный кошмар - стр. 8

В нее летят шарики из жеваной бумаги, и меня так и подмывает встать на ее защиту, как я это делаю обычно, но останавливаю себя. Ей надо научится постоять за себя и научиться быстро, иначе в этой школе ее сожрут. На этой неделе я уже трижды спасала задницу миз Агилар – и в доказательство этого могу предъявить несколько синяков. В конце концов, нельзя схлестнуться с теми, кто принадлежит ко двору темных эльфов, практикующих самую темную магию, какая только может быть, и не получить трепку. К тому же я все никак не приду в себя после того, как весь последний час отбивалась от криклеров, и не уверена, что после урока у меня хватит сил на то, чтобы схватиться с целой группой чудовищ иного рода.

Но она так ничего и не говорит, а вместо этого поворачивается обратно и снова начинает что-то писать на доске своим витиеватым почерком. Это самое худшее из всего, что она могла бы сделать, потому что Жаны-Болваны – и несколько других идиотов – воспринимают это как признак того, что сезон охоты и впрямь открыт.

В нее ударяет новая россыпь шариков из жеваной бумаги, и некоторые из них застревают на кончиках ее торчащих волос.

В ее зад летят новые драже «Скиттлз».

И Жан-Клод – вот придурок – решает, что сейчас самое время отпустить несколько скабрезных замечаний.

Ну нет, это уже слишком. К черту боль. Одно дело, когда Жаны-Болваны просто паскудничают, как обычно, показывая, что они говнюки, но на этот раз они перешли черту. Никто, даже сыновья глав мафиозных семей, не имеет права на безнаказанные сексуальные домогательства.

Я прочищаю горло, смирившись с тем, что шайка Жанов-Болванов снова изобьет меня после урока. Но прежде чем мне удается придумать такое жесткое оскорбление, чтобы заткнуть им рты, слева от меня слышится шорох.

Он тих. Так тих, что большинство учеников в классе его даже не слышат. Я и раньше слышала звук этого медленного продуманного перехода от неподвижности к действию, и, хотя с тех пор прошло уже немало времени, от него по моему телу все так же начинают бегать мурашки и одновременно меня охватывает невольное облегчение.

Похоже, я не единственный человек в этом классе, кто считает, что их попытка сексуального домогательства хуже, чем их обычное плохое поведение, и что этому надо положить конец.

Я немного поворачиваюсь влево и как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джуд Эбернети-Ли, ростом шесть футов семь дюймов, великолепный, с мрачным лицом и широкими плечами, разворачивается на своем месте. На секунду мой взгляд встречается с взглядом его словно бы вихрящихся разных глаз, но затем он смотрит сквозь меня на членов клуба Жанов-Болванов.

Я ожидаю, что он что-то скажет этим темным эльфам, но оказывается, что в этом даже нет нужды. Достаточно одного его взгляда, и их слова и смех стихают, словно рассыпавшись в пыль.

На несколько секунд в воздухе повисает молчание – долгое, напряженное, с острыми краями, – пока весь класс, затаив дыхание, ждет, что будет дальше. Потому что неудержимое паскудство Жанов-Болванов вот-вот столкнется с непоколебимостью Джуда.

За единственным в классе окном в стиле королевы Анны сверкает молния, раскалывая послеполуденное небо, вдруг покрывшееся неестественно темной мглой.

Словно для того, чтобы подчеркнуть серьезность надвигающегося шторма – не говоря уже о нынешней атмосфере в классе, – через несколько секунд слышится раскат грома. Он такой громкий, что в окне дребезжат стекла и вокруг нас сотрясается земля. Половина учеников ахает, когда свет начинает мигать, но вместо того, чтобы снять напряжение, вспышка гнева Матери Природы только усиливает его.