Приятный кошмар - стр. 41

Но меня больше не волнует его псевдомученическое поведение. Если он хочет уйти отсюда, прежде чем будут обработаны его ожоги, ему придется попытаться пройти мимо меня.

Посему я встаю прямо перед ним, сложив руки на груди и как бы говоря: только через мой труп.

– Если ты просто промоешь эти ожоги гелем для душа, от этого не будет никакого толку, и ты это знаешь.

При обычных обстоятельствах это бы не сработало, но Джуд стоит, шатаясь, и я настаиваю.

– Тебе нужна календула и, вероятно, эликсир из алоэ. И, возможно, мазь с куркумой.

Он опять пытается проскользнуть мимо меня, но на этот раз, когда он сдвигается с места, его рука случайно касается его брюк. От нестерпимой боли он чуть заметно вздрагивает, и его голос звучит сдавленно, когда он говорит:

– Ну, хорошо, как скажешь. Но я могу взять все это сам.

– Это прикольно, что ты так думаешь. – Я устремляю многозначительный взгляд на его обожженные руки прежде, чем подойти к одному из больших застекленных шкафов, изготовленных еще где-то в 1950-х годах, в которых хранятся растительные лечебные средства, усиленные магией.

Я протягиваю руку к ручке шкафа, и тут мой телефон гудит, поскольку на него пришли сообщения от моей тети.

– Клодия сейчас помогает Эмбер. – На лице Джуда тотчас отражается тревога, и я поясняю: – С Эмбер все в порядке, и Клодия придет сюда так быстро, как только сможет. – От облегчения напряженные плечи Джуда тут же расслабляются, а я тем временем достаю из шкафа длинный узкий пузырек с календулой. – Она хочет, чтобы я провела первичную обработку твоих рук, пока мы будем ждать ее. Она сказала мне, какие снадобья надо использовать, чтобы купировать боль и ускорить процесс заживления.

Джуд вздыхает, как будто моя помощь доставляет ему крайнее неудобство, но ничего больше не говорит, когда я достаю тазик и наполняю его смесью воды и травяных эликсиров, которые моя тетя велела мне смешать для него.

Закончив готовить смесь, я ставлю тазик на старый исцарапанный стол в углу комнаты и жестом приглашаю его сесть на обшарпанный стул. Когда он садится, одеяло соскальзывает с его плеч, и я впервые вижу его спину. И едва не ахаю от удивления, поскольку вся она покрыта татуировками.

Они покрывают ее сплошь, так что его кожа почти не видна среди черных завитков, похожих на пушистые веревки, которые изгибаются во всех направлениях, обвивая его плечи и спускаясь по бицепсам.

Как и сам Джуд, его татуировки прекрасны и зловещи, в них есть что-то мощное и вместе с тем неземное, и я не могу отвести от них глаз. И едва могу удержаться от внезапного желания провести по ним пальцем – от желания коснуться его.

От этой мысли у меня вспыхивают щеки, и я сую руки в карманы. Потому что они мерзнут, разумеется, поэтому, а вовсе не потому, что меня так и подмывает дотронуться до Джуда Эбернети-Ли.

Но, хотя я подавляю в себе желание коснуться его, я не могу не гадать, откуда у него взялись эти татуировки – и когда они были сделаны. Потому что в отличие от большинства учеников Школы Колдер, которые попадают сюда из других старших школ, Джуд живет и учится здесь с семилетнего возраста. И – как и я – с тех пор он не покидал этот остров. Ни разу.

Однако я никогда не замечала их прежде. Даже когда он сорвал с себя рубашку в этой сумятице в коридоре несколько минут назад.