Приятный кошмар - стр. 40

Я закатываю глаза.

– У группы «Аэросмит» есть одна очень старая песня под названием «У.Л.Е.Т.»[9]. Ты знаешь, что, по их мнению, означает эта аббревиатура?

– Уверенный в себе, Любознательный, Естественный и Трудолюбивый? – Он смотрит на меня с вызовом, как бы приглашая возразить ему.

Но я не доставлю ему такого удовольствия.

– Твое знание музыки прошлых лет так ужасно, что повергает в шок.

– О, я знаю эту песню, просто я не согласен с тем, что я ущербен или егозлив.

Он прав. В Джуде много чего намешано, но в нем явно нет ущербности или егозливости. Даже когда он был ребенком – потерянным, безутешным, – он ясно знал, кто он такой. И чего он хочет. А вернее, чего он не хочет. И насколько я могу понять, в последующие годы ничто из этого не изменилось.

Я замечаю, что он ничего не говорит о таких чертах, как тревожный или легковозбудимый. Да и что он может сказать? Он совершенно ясно ходячий пример и того, и другого, и был таким всегда, сколько я его знала.

Однако ему я этого не говорю.

Джуд не произносит ни слова, пока мы поднимаемся по трем лестничным пролетам, ведущим к кабинету тети Клодии, и я тоже молчу. Но тут над нашими головами опять гремит гром, и, посмотрев в окно, я вижу, как ближайшие деревья сгибаются под ветром чуть ли не пополам

При этом зрелище меня пронизывает тревога, и я впервые начинаю гадать, не окажется ли этот шторм еще хуже, чем я ожидала.

Хотя дверь наполовину открыта, я подумываю о том, чтобы постучать, но в кабинете темно, и тети Клодии нигде не видно.

– Здесь никого нет, – говорит Джуд и тут же разворачивается, как будто хочет как можно быстрее убраться из этого места.

Но таким образом мы с ним оказываемся лицом к лицу – вернее, мое лицо оказывается в непосредственной близости от его очень широкой, очень мускулистой и очень обнаженной груди. Его темный теплый аромат кардамона, кожи и насыщенного горячего меда – сразу же захватывает меня. От него мои колени начинают дрожать, сердце начинает биться часто-часто. Я говорю себе отойти, отодвинуться от него так быстро, как только возможно, но, несмотря на это, не сдвигаюсь с места. Я просто не могу.

Охваченная воспоминаниями, я вдыхаю его запах, вдыхаю глубоко. В эту минуту все становится так же, как раньше – как тогда, когда я действительно хотела быть рядом с ним.

И секунду, которая тянется как вечность, Джуд позволяет мне это делать. Он не шевелится, не дышит, не моргает – а просто стоит на месте и позволяет мне вспоминать.

Но затем он резко отстраняется, и меня пронзает жгучее унижение. У меня было три года, чтобы выстроить свою защиту, чтобы забыть нелепую влюбленность, которую я когда-то питала к нему, и все же один его запах заставляет меня снова чуть ли не таять у его ног. Это отвратительно.

Тем более что очевидно – у него самого нет таких проблем, когда дело касается меня.

– Думаю, это плохая мысль, – отвечаю я, стараясь говорить своим нормальным тоном и, достав телефон, отправляю сообщение моей тете Клодии. – Эти ожоги необходимо обработать до того, как в них попадет инфекция. К тому же я даже не могу себе представить, как сильно они болят.

– Я могу справиться с этой болью.

– Перестань пытаться вести себя как стоик, – говорю я ему.

Он пожимает плечами, как будто иногда человеку бывает так больно, что он почти не почувствует, если боль станет еще сильнее, – и ему неважно, намного сильнее или чуть-чуть.