Привет, соседка! - стр. 22
— Кто?
— Лоботрясы, по-твоему, — перевожу на его язык. — Не жадничай, Ильич. Дай еще день.
— Эх, ладно, — тяжко вздыхает он. — Но завтра жду. А то без премии оставлю.
— Премия мне сейчас позарез нужна, — стреляю взглядом в Пинкодика, нацеленную на салон красоты и шопинг. Поверить не могу, что собираюсь упаковать ее для Цукермана. Надо представить все в таком свете, чтобы она сама передумала.
Сбрасываю звонок, наблюдая, как она запихивает свою ступню с ушибленным мизинцем в туфлю и втягивает воздух сквозь зубы.
— Ты уверена, что Цукерман стоит таких жертв? — Гляжу на нее с сочувствием. — Меня от тебя и в сланцах плющит.
— Так что ж не женишься-то? — бурчит, прихрамывая направившись к двери. — Плющит его от меня. И еще от двух десятков куриц… Шевелись, Барс! С каждой минутой я становлюсь старше, а мой роковой день рождения ближе.
— Я уверен, пассажиры, опоздавшие на «Титаник», ни разу об этом не пожалели, — выхожу вслед за ней и запираю дверь.
— Посмотрим, сколько всего ты припомнишь в старости, жалея, что опоздал.
Не опоздаю, Пинкодик. В этот раз точно!
В заказанном ею такси мы не едем, а варимся. Лишенная прохладного воздуха тачка вызывает зуд и страх перед большой вероятностью умереть от асфиксии. А накрытый плотным куполом палящего солнца город сводит все желания к тому, чтобы плюхнуться в прохладный бассейн и киснуть в нем до самого заката.
— Сдохнуть можно, — жадно хватаю ртом воздух, вывалившись из такси.
Но в звенящей гудками машин улице без толку искать свежести. Легкие забивает жаром прокаленного пекла. И единственное, что радует глаз в этой невыносимой духоте, — это блестящие капельки испарины, покрывшие лоб Пинкодика. Их хочется не смахнуть, а собрать губами.
Влекомый будоражащими сознание фантазиями, я не могу спокойно любоваться ее воздушным сарафаном и открытыми загорелыми плечами — тонкими, гладкими, нежными в отличие от ее остроугольного характера. К тому же меня коробит от взглядов петляющих рядом кренделей. А она, как назло, пальчиком подтягивает сползшую тонкую бретельку и медленно взмахивает пушистыми ресницами.
Вроде глупая деревенская девчонка, не выросшая из сказочных мечтаний о прекрасном принце, а в каждой своей черте таит нечто безудержно-манящее. Не девушка, а лавина. Сошла и уничтожила.
Визуальным натиском стираю с лица лыбящегося рядом типа ухмылку, и его раздевающий взгляд переключается с ножек Пинкодика на парня с листовками. Сообразительный. Сберег рубильник.
Расслабив пальцы своего кулака-выключателя, беру непутевую подружку под локоть и затаскиваю в торговый центр. Глубоко вдохнув вихревой поток ледяного кондиционера, остужаю башку и трезвею. Нельзя так ревновать. Иначе загонюсь.
— Барс, помедленней, — просит она, стойко претерпевая боль в пальце.
— Ты бы уже определилась, торопишься ты к по уши влюбленному в тебя Цукерману, или хочешь прожить долгую и счастливую жизнь.
— Себе свой совет посоветуй, — ворчит, насупившись.
— Я выбираю второе, — подмигиваю ей, улыбнувшись, но ее поразительно повышенное внимание уже цепляется за бутик женской одежды с яркой рекламной кампанией «Бомбические скидки на все летние модели». — Правильный выбор! — подсказываю ей. — Ты и так легко Цукерману достаешься. Не грех и сэкономить.
Цокнув языком, она нарочно идет в соседний бутик, пестрящий ценниками, от которых дыхание перехватывает. Но это полбеды. Пока Пинкодик расхаживает промеж стоек и подбирает наряды для примерки, сюда заявляется одна из моих бывших. Я этого клеща еле выдрал. Три дня с ней прокерогазил, и она заявила, что хочет от меня ребеночка. Шарахнула сильнее, чем двести двадцать.