Привет, соседка! - стр. 20
Он продолжает спорить с оператором, а я торможу где-то на «будущей жене» и думаю, может, дать этому придурку шанс? Он вроде старается наладить отношения. Но в то же время помогает мне завоевать Цукермана. Трудно понять, чего хочет Барс, когда он показывает мне, какие отвратные девушки нравятся Лексу, и говорит, что у меня грудь огонь, а сам приводит домой какую-то Вику-Нику и дает советы, как очаровать его главного конкурента. Именно его неопределенность в жизни и поставила крест на том, что могло бы между нами быть. А ждать, пока он повзрослеет, я не могу. У меня сроки горят.
— Готово! — Барс отнимает смартфон от уха, убирает в карман джинсов и распахивает шкаф. — В чем поедешь в больничку?
— А это важно? — недоумеваю я.
— Пинкодик, не буксуй, вдруг хирург молодой и холостой. Переключишься со своего долбодятла Цукермана.
Сверлю его спину гневным взглядом. Он с такой легкостью обсуждает моих потенциальных женихов, будто ему все равно, за кого меня выдать, лишь бы поскорее.
— Доставай бикини. Сражать — так наповал!
— Потише на поворотах, — посмеивается Барс, снимая с планки шелковый сарафан. — Хирургом может оказаться и старикашка предпенсионного возраста. Зачем ему такой стресс?
Какой же ты идиот, Барс! Не хирурга я сразить хочу, а тебя!
6. Глава 6. Арсений
Ушиб. Зря я Пинкодика наряжал. Нас даже в больницу не повезли. Дали ей таблетку обезболивающего, выписали какую-то мазь и порекомендовали временно не играть в футбол. Про другие виды экстремального спорта типа скачек на каблуках доктор не сказал ни слова, и уже утром Пинкодик собралась в салон и по магазинам.
Вообще-то моей целью было на примере Серебрянской показать, насколько Цукерман ненадежный тип. Как можно хотеть замуж за чувака, чувства которого меняются вместе с одеждой? Однако практика доказала, что Пинкодика не переубедить. Напротив, мне кажется, она еще сильнее загорелась идеей влюбить в себя этого барана. И ей абсолютно пофиг на мой интерес к ее натуральным прелестям и слабости к волосам цвета вырви глаз.
— Я пойду до конца! — ставит она меня в известность, на ходу закидывая в себя бутерброд и запивая его остывшим чаем.
— До конца кривой дорожки?
Успеваю схватить с тарелки третий бутерброд, прежде чем Пинкодик и его уплетет. Я так-то тоже жрать хочу, а не только все утро жарить тосты, полоскать помидоры и нарезать ветчину и сыр. Вроде как это она должна делать в плату за проживание у меня.
— Где меня будет ждать свадебный алтарь, — мечтательно вздыхает она, утащив у меня из-под носа вторую кружку чая.
— Недаром алтарь переводится, как жертвенник. Раньше там сжигали всякий скот, а теперь за него женщин замуж выдают.
— Да-а-а, Барсик, завидовать красиво ты не умеешь.
Наливаю себе еще чаю, отжимаю пакетик и, пока выбрасываю его, Пинкодик уже сидит с этой кружкой за столом, наворачивая последний бутерброд.
— Ты права. Я ему чертовски завидую. Потому что он сейчас завтракает в постели, а я обслуживаю тебя!
Беру нож, отрезаю ломоть ветчины и, бросив его на кусок хлеба, сажусь напротив Пинкодика. Наминая хавчик всухомятку, жажду только одного — запить его ее кровью! У нее этого добра завались. С меня только бочку отсосала.
— А-а-ай, — страдальчески тянет она, поморщившись. — Опять так палец кольнуло. Не подашь мне сахар?