Привет, соседка! - стр. 10
— Что это за ночные звонки из полиции? — тут же приземляет меня Цукерман. — Почему они мне докладывают о твоем задержании? Я так полагаю, с тобой твоего квартиранта взяли?
— Лекс, я…
— Слушай, Василиса, мы с тобой классно провели время. Но мы из разных миров, понимаешь? Не звони мне больше. Не создавай мне проблем. Забудь, окей?
В глазах поднимается уровень влаги, когда вслед за его грубыми словами слышатся протяжные гудки. Пик-пик-пик…
Я возвращаю трубку дежурному и, прикрыв глаза, затылком прижимаюсь к стене.
— И где визг радости? — подливает масло в огонь Барс. — Спрыгнул жених?
— Он мне предложение сделал, — произношу голосом на грани срыва.
— Пойти на хрен? — угадывает мой друг, разворошив во мне улей пчел.
— А что ты там про действенный способ околдовать добра молодца говорил? Предложение еще в силе?
— Пинкодик, — котярой урчит Барс, — все мои грязненькие предложения не имеют срока давности.
— Тогда помоги мне заставить его пожалеть о своих словах!
— Черт… Твой настрой повышает градус моей неадекватности. — Он шуршаще потирает ладони. — Чую, мы с тобой вволю повеселимся.
4. Глава 4. Арсений
Только в десять утра кое-кто из наших общих родственников соизволил вытащить нас с Пинкодиком из обезьянника. Мой кузен и по совместительству ее зять — Демьян, или Борзый по прилипшей к нему еще в детстве кликухе.
— Тут распишись, — тыкает меня дежурный в лист бумаги.
— Нет ничего печальнее на свете, чем фотка вот в такой анкете, — наговариваю, ставя закорючку, и получаю пакет со своими вещами.
Вытрясаю на стойку нательный крестик, браслеты, наручные часы, смартфон, перстни с печаткой и серьгу — маленькое колечко, которое меня тоже заставили снять при оформлении.
— Ты как новогодняя елка, — зудит Борзый, исподлобья наблюдая за тем, как я надеваю все это на себя. — А с тобой-то что? — Он переводит взгляд на чумазую свояченицу, крепко обнимающую грязный рюкзак с колдовским добром.
— Да просто эта елка в тени росла, — скалю клыки. — Облезлая вышла.
— Тебе бы тоже подшерсток вычистить не мешало, — ощетинивается она. — Бар-р-рсик.
— Так! — дает нам установку брат. — Еще раз залетите — выручать не буду. Не маленькие. Моя годовалая дочь больше вас двоих соображает! Чернокнижники доморощенные. — Он сминает листы с заговорами на любовь и швыряет в мусорную корзину. — Чтобы я больше не видел этой лабудени! Все взяли? Поехали, — кивает нам на выход.
— Куда? — холодеет Пинкодик, выдавая свою трусость перед встречей со старшей сестрой. Не хочет по шее получить.
— Домой вас отвезу! Или вы на автобусе? Мелочи на проезд отсыпать?
— Ее же в таком виде не пустят в общественный транспорт. — Сверху вниз пальцем показываю на Пинкодика. Без каблуков совсем крошка. Затылком мне в грудь упирается.
— На себя посмотри! — бурчит, вперед меня потопав за Борзым. — Или думаешь вскружить голову кондукторше кроссами за восемьсот баксов?
— Вы только посмотрите, какая она важная стала, — передразниваю ее, идя следом. — В ценах брендового шмотья разбирается. Цукерман поднатаскал?
— Кто бы вас обоих по гражданскому кодексу поднатаскал, — бормочет Борзый и выводит нас из здания. Звякнув ключами, указывает нам на автостоянку, где припаркована его безумно дорогая, но со всех сторон поцарапанная тачка.
— Кто б проверил твои водительские права. — Открываю заднюю дверь для Пинкодика и суюсь вперед, но натыкаюсь на детское кресло.