Пришествие - стр. 7
Как я уже сказал, зимы как таковой, в начале года не было. Потому имя ей новое ˗ зимабрь. Наступили короткие дни, ясные звёздные ночи, круглые насупившиеся снегири, морозец до минус десяти, а вот зима не пришла. На промёрзлой до кротов земле лобковыми пучками торчала трава, коричневые стебли репея и расторопши, мумии борщевика. Распластался мёртвый подорожник. Покрылась нородырами старая слежавшаяся в войлок трава. Природа не дышала, умерла и хотела быть засыпанной такой же мёртвой колкой водой. Но снег не пошёл. В покинутых советским колхозником полях холодными колдырями валялся мусор, ломанные заборы, валежник, летали целлофановые пакеты и обрывки елей. Сильный ветер поднимал уши лисицам, ковырявшим вход в мышиный дом. И всё было серым или каким-то серо-грустным, без снега, без пороши, без зимы. Мой Пёс бегал весь в колючках и сухих палочках, будто сейчас ноябрь, валялся в следах косуль оставленных на пачке чипсов и в следах лис на пенопласте от морозильника «Атлант». Ледяная земля, с прожилками чистой мерзлоты, вытолкнувшая наружу как кал воду, ставшую плоскими горизонтальными сосульками, лежала голая и забытая временем. Наши прогулки напоминали чёрно-белое кино, что-то из Тарковского. Но не того Тарковского, чей дом я как-то проходил, поднимаясь на холм Микеланджело, а того, кто снимал мотивирующие к самоубийству пейзажные драмы про честных, но запутавшихся в жизни людей. Поле мятой сухой травы ограниченное с одной стороны недоразвитым коттеджным посёлком, с другой пятисотлетней деревней с кладами и зарытыми, но не сдавшимися кулаками. Поле смерти осени. Поле кучерявое как подмышка баскетболиста-рэпера, как что угодно, но не плоскость, покрытая зимой. Снег не пошёл ни на Новый год, ни в первую, ни во вторую неделю января. Крупицами его пригонял иногда ветер, но это было как отголосок речёвки фанатов на стадионе в другом городе. Этого не хватало Псу чтобы валяться и грызть, быть зимним волчарой, вытереть попу после какашек, охладиться после скачки за воронами. Снег, ты кинул нас всех.
Дороги в это время стали аномальными. В отсутствии снега, но в достатке мороза, они покрылись молочной коркой льда, закруглённой к канавам и кюветам. Петляющие белой блестящей змеёй, так её год подери, стелились по полям сюрреализма. Сквозь траву и норы полёвок пролегали белые дороги. Этакие бриллиантовые дороги с неба спустились на землю. Вода из земли вышла и осела именно на сельских колеях, ложбинках полей, накатанных тракторами и моей «Нивой». Ровными пластами льда теперь катала меня природа. Поскальзывался Пёс, падал я, мы ходили рядом с дорогами. Пыталась слететь с рельс-ледянок машина без АБС. Шипы шин впервые за много лет поняли для чего их впиндюрили в ложный каучук, для чего вся эта гонка с переобуванием автомобиля. Я научился кататься на этих безлюдных междеревенских трассах. Стал погонщиком ледового салона. Различал до семи оттенков покрытия, отражавшего степень скользоты пути, от «Здравствуй, Плющенко» до «спины дикобраза обыкновенного». Так и катались по утрам в сизом поле, которое обманула зима, по дорогам-кристаллам, с собакой с дефицитом трения о снег. Начало года словно кричало всем нам – не будет, многого привычного не будет. Снега не будет. Не успели выучить язык отпечатков вороньих крыл когда сенг существовал, сами виноваты, более шанса нет. Смеялись над пиком Коммунизма? Вот вам – ответочка. Однако обошлось… В какой-то миг снежинки немного припорошили весь мир и все с наслаждением обулись и оделись в надлежащую снежную экипировку. Износили её немного и посчитали зиму прожитой. К тому моменту запасы бензина закончились и я имел всё меньше свободы и всё больше зависимости. Отчего-то ждал и ждал пока за меня всё решится само. Пока опытная группа сидельцев на КПП не покажет, что будет с теми, кто просто ждёт.