Предатели - стр. 41

— Рэйн. – Я чувствую тонкие теплые пальцы поверх своей ладони. – Ты плохо выглядишь. Пойдем, тебе нужно прилечь.

Она настоящая. Или нет?

Это последнее, о чем думаю, когда поддаюсь и даю уложить себя в кровать.

20. Глава двадцатая: Анфиса

Глава двадцатая: Анфиса

Рэйн, запрокинув руку за голову, лежит на смятых простынях.

Старая футболка задралась выше пупка. Он болезненно худой, но косые мышцы живота оформлены как у атлета. Старый шрам от аппендицита выглядит одновременно как что-то уродливое и бесконечно правильное. Как будто Господь придумал аппендицит только для того, чтобы однажды украсить им Рыжего Дьявола. 

Джинсы расстегнуты, и я, прикрывая глаза, быстро накидываю на мальчишку одеяло.

Он даже не шевелится. Сквозь приоткрытые губы дышит рвано и хрипло.

Отхожу на пару шагов, пока не наталкиваюсь спиной на стену.

Хочется сбежать. Инстинкт самосохранения орет, что то, что я собираюсь сделать – неправильно и плохо. И что я не имею никакого права так поступать.

Трусливо кошусь в сторону двери.

Потом на часы.

У меня не очень много времени.

Пару часов назад я сказала, то хочу помолиться и попросила водителя отвезти меня в ту церковь, где мы с Рэйном встретились впервые.

Это была чистая интуиция.

Попытка сунуть руку в стог сена и вытащить иглу. С первого раза.

Святой отец сразу «опознал» мальчишку. Сказал, что парень запутался, но часто приходит сюда, потому что живет неподалеку. Потом отыскал какого-то мальчишку из тех, что подъедаются возле церкви, и тот за пару купюр вызвался меня провести.

Я до боли закрываю глаза, вспоминая, сколько лгала сегодня.

Как потом украдкой вышла через маленькую дверцу за алтарем.

Как шла через заросли присыпанных снегом голых колючих веток семейной розы.

Со страхом достаю из сумки мобильный телефон, проверяю, не пропустила ли звонок от Марата. С облегчением выдыхаю.

Еще раз смотрю на положительный тест на овуляцию, который сделала сегодня утром.

У меня есть пара часов, прежде чем водитель, который остался ждать меня у церкви, начнет подозревать, что я слишком долго разговариваю с богом.

Но…

Я не знаю, что мне теперь делать.

Вернее, я все знаю, но мне стыдно и страшно, и противно от себя самой.

Рэйн явно не в себе: он не пьян, но от него несет сигаретами, кофе и вишней. Она же нарисована на этикетках стеклянных бутылок, разбросанных повсюду, словно мальчишка хотел превратить квартиру в минное поле.

Он принял меня за игру воображения.

Может быть, так будет лучше?

Может быть, это судьба?

Я до боли стискиваю зубы, сбрасываю на пол пальто, снимаю сапоги и распускаю волосы.

Сделай это, Анфиса. Просто сделай.

То, что я собираюсь сделать – непростительно.

Так поступают недостойные люди, у которых нет совести и души.

И еще те, у кого очень скудный выбор: либо соврать, либо «случайно» свалиться с лестницы и отправиться на тот свет.

Мне всегда казалось, что жизнь – это просто какой-то физиологический процесс, приправленный мыслями и поступками, и если так получится, что я окажусь смертельно больна или попаду в аварию – мне будет не страшно сделать последний шаг.

Оказалось, что я была неправа во всем.

Оказалось, что я готова на любые сделки с совестью, лишь бы выжить.

Руки дрожат, когда стаскиваю свитер через голову, и вслед за ним тянется резинка для волос. Я нарочно оделась максимально просто и не делала прическу: тогда никто не заметит кавардак на голове и смятую блузку. Иногда мне кажется, что Агата только для того и существует в доме Островского, чтобы работать при мне надзирательницей. И если с предыдущими женами у нее не очень получилось, то ко мне она «пришла» уже натренированная и готовая.