Предатели - стр. 23
— Я просто хочу, чтобы моя племенная кобыла сделала то, ради чего я ее купил, - медленно, словно разговаривает с совсем отбитой, разжевывает Марат. – Ничего сложного, Анфиса. Я трахаю тебя каждый день. Стараюсь выполнить то, что должен. И пока что в нашем браке, я – тот человек, который прилежно выполняет свою часть сделки. А ты только очень «старательно украшаешь» мою жизнь своим постным лицом.
Это он о подарках.
О мехах, драгоценностях, сумках от «Шанель» и «Диор», красивой жизни, за которую я недостаточно долго и красиво валяюсь у него в ногах.
Точнее, не валяюсь совсем.
Хоть мне и страшно, что однажды та часть его мозга, которая хоть немного контролирует тело, впадет в кому, и он сделает со мной то же самое, что сделал с собственным сыном.
— Твоя племенная кобыла раздвигает ноги всегда, когда ты хочешь, - говорю спокойно, нечеловеческим усилием воли превозмогая страх. – Извини, что она больше ничего не может сделать, чтобы ускорить процесс.
Ему не нравится, что говорю о себе как будто со стороны.
А мне даже нравится.
Потому что жена Островского – бедная проданная в рабство женщина, и мне искренне ее жаль, потому что она обречена существовать в его мире только в качестве рабыни. И не важно, скольких «правильных» наследников она родит. Ее место будет около пятки мужа: в покорности, с потупленным взглядом и фальшивой улыбкой благодарности за все, что перепадает из его рук. Иногда за бриллианты и соболя, иногда – за побои.
А я – Анфиса, буду существовать внутри нее.
И, возможно, ждать своего выхода на сцену.
— Очень хорошо, что ты это понимаешь. – Островский отодвигается, отпускает мое лицо и снова тянется за телефоном. – И то, что мне симпатичен твой характер не означает, что в следующий раз, когда мне не понравится тон твоего голоса, я снова спущу все на тормозах.
С моей стороны было бы слишком наивно на это рассчитывать.
Поэтому жена Островского корчит благодарность за терпение, а я уговариваю себя хотя бы какое-то время сидеть тихо и не высовываться.
12. Глава двенадцатая: Анфиса
Глава двенадцатая: Анфиса
В медицинском центре, куда меня привозит водитель, провожу около двух часов.
Сначала долго и скрупулезно собирают анамнез: выспрашивают обо всех болячках, вплоть до прабабки, у кого и сколько было детей, как проходили обе беременности моей матери. Как будто я могу знать обо всем этом. Единственное, что я точно могу сказать о ее периоде «дважды по девять» - так она сама говорит – так это то, что меня она родила ногами вперед, мучительно и долго, и после этого утратила возможность вновь стать матерью.
После заполнения карты, меня ведут на осмотр.
Потом на анализ крови.
Потом еще в какой-то кабинет.
Потом снова к врачу, и снова на осмотр.
Чтобы в конце концов, когда я просто перестаю понимать, кто все эти люди и чего они от меня хотят, оказывают в кабинете своего ведущего врача. Он сам усаживает меня в дорогое кожаное кресло, прикрывает дверь до щелчка и только усевшись за стол, снимает очки, чтобы потереть красную переносицу.
Абсолютно уверена, что ничего хорошего сейчас не услышу.
И уверена, что новость, которую скажет доктор, тоже не очень его радует.
Он наверняка уже успел пообщаться с Островским.
Знает, что с ним случается, когда-то что-то не по его.
— Анфиса, у вас непроходимость маточных труб. Судя по вашим снимкам и анамнеза – это врожденная патология. Вы указывали на… - Он опускает нос в мою медицинскую карту, прикладывает очки, чтобы прочесть, - болезненные менструации и боли внизу живота. Это один из частых сопроводительных симптомов врожденных причин неправильного развития матки и маточных труб.