Предатели - стр. 11

Заканчивается день.

Нас с женихом провожают до машины: мы уезжаем первыми, а у гостей продолжится веселье до последнего ушедшего.

По дороге до дома Островский молчит: смотрит не в телефон, а куда-то перед собой, развязывая узел галстука и медленно, словно многофункциональный аксессуар, наматывая его на руку.

Я вспоминаю хватку этих пальцев и потихоньку отодвигаюсь на максимально возможное расстояние.

Муж это замечает.

— Боишься меня?

Интересно, какой ответ он желает услышать после того, как чуть не сломал мне ногу?

Вряд ли правдивый.

— Мне… нужно немного времени, чтобы привыкнуть к вам. Я не привыкла находиться наедине с мужчиной, которого едва знаю.

Удивительно, но он даже одобрительно качает головой. Правда, в его словах совсем иный смысл:

— Это хорошо, что ты не привыкла к мужчинам. Надеюсь, - бросает взгляд на роскошные золотые с бриллиантами часы, - тридцати минут тебе хватит, чтобы узнать меня поближе.

— Тридцати минут? – не понимаю я.

— Пока доедем до дома. Супружеский долг? – Уже откровенно издевается. – Тебе это о чем-то говорит?

Мне снова не удается унять дрожь.

От одной мысли о том, что этот огромный мужчина будет прикасаться ко мне своими огромными, покрытыми тонкими темными волосками руками, становится дурно до тошноты. Хочется покрыть кожу защитным слоем бетона, надежно зацементировать себя от всего, что может причинить вред, но больше всего – от Островского.

— Хвати трястись, дура, - снова злится Марат.

Мой взгляд автоматически находит его руки – не тянутся ли ко мне?

Нет, вместо этого он занят запонками. Справившись с одной, вторую руку тычет мне, и я очень медленно, но все-таки достаю ее из петли.

Протягиваю на раскрытой ладони.

Марат поглядывает так, словно даю ему навозного червя, а не его собственное украшение, стоимостью больше, чем вся моя жизнь.

Я даже не успеваю предугадать, что он собирается сделать, когда Островский вдруг резко хватает меня за лицо, сдавливает щеки и нависает надо мной злой и беспощадной тенью.

— Слушай очень внимательно, девочка, потому что я привык к понимаю с первого раза. Второй раз не повторяю никогда – просто исполняю то, что пообещал. Ты – моя жена. Мне плевать на твои розовые фантазии и мечты, на принца из девичьих грез и всю эту херню. Ты принадлежишь мне. И так уж получилось, что я заплатил тебя гораздо больше, чем ты стоишь. Поэтому ты будешь раздвигать ноги всегда, когда я захочу. Будешь делать все, что я захочу. Говорить и даже дышать, когда я разрешу. И мне глубоко плевать, как эти правила отразятся на твоей хрупкой душевной организации. Если в течение полугода ты не забеременеешь…

Он многозначительно щурится.

Всевышний, помоги мне не сойти с ума от ужаса…

— Я привык избавляться от бесполезных вещей, Анфиса. Включая бесполезных женщин. Так что в твоих же интересах не корчить из себя целку и дать мне обещанного наследника как можно скорее.

Только теперь я понимаю, как люди сходят с ума от страха.

Не медленно и по чуть-чуть, а мгновенно, потому что увиденное или услышанное на части рвет их душу.

Хорошо, что Островский отпускает меня и брезгливо отряхивает руки, словно на них могли остаться частички моей кожи.

Когда подъезжает к его особняку – за городом, на Рублевке – вокруг дома столько света, что можно рассмотреть даже цвет занавесок на окнах второго и третьего этажей. Но я не вижу ничего, кроме носков своих туфель, потому что Света была выше меня и, чтобы не упасть, мне приходится поднимать подол.