Предатель. По осколкам лжи. - стр. 18
И это самым немыслимым образом придаёт сил для решающего рывка.
Внутри – кипящая лава, икры ног сводит судорогой. И подошвы словно гореть начинают.
Оказываюсь на самой верхней ступеньке, тяжело дыша.
И вперёд бежать начинаю.
Понимаю, что пока мы в Торговом Центре, Острогорский ничего мне не сделает. Побоится людей.
А ещё внимание прессы не захочет привлекать.
− Милый, нам нельзя встречаться с папой! – Крепко прижимаю к себе мальчика.
Пакеты с покупками оттягивают руки. Выбросить бы, но нельзя. В них – моё спасение.
Устала, просто сил нет. Хочется присесть на одну из лавочек, перевести дух.
Но мне кажется, что я слышу влажное дыхание Демида. И его аромат снова въедается под кожу, связывая меня по рукам и ногам.
Конечности словно ватные. Отказываются повиноваться, двигаясь со скрипом. И каждый шаг даётся с трудом.
Перед глазами – разноцветные мушки.
− Почему? – в глазах ребёнка недоумение.
Как ему объяснить то, что Острогорский смертельно меня обидел – не понимаю. А ещё просто боюсь замедлиться хоть на секунду.
Выдыхаю, всматриваясь в зелёные глаза сына. И вымученную улыбку на губах растягиваю.
− Потому что…
− А вот и я! – Сильные руки защёлкиваются на моей талии. Прижимают к стальному телу, выбивая воздух из лёгких.
Трепыхаюсь.
Слёзы брызгают из глаз от безысходности. И руки судорогой сводит.
Пакеты с покупками летят вниз. Шлёпаются на грязный пол магазина, поднимая вверх малейшие крупицы пыли.
И моя надежда разлетается вдребезги.
− Отпусти… - Шиплю, пытаясь вывернуться из мужской хватки.
Не выходит. Демид сильнее меня, выше, ловчее.
Он просто перехватывает второй рукой мальчика, отдирая его от меня. И к себе прижимает.
Смотрит на меня с явным превосходством.
− Хочешь уйти? – Бросает брезгливо. – Вперёд, только Илья останется со мной.
− Ты… Ты… Не посмеешь… - Захлёбываюсь.
Краснею от натуги, а ещё замечаю косые взгляды прохожих. Пожилых женщин, в основном. Они направлены на меня. Укоризненные, злые.
Как будто такой примерный отец лишает мать-кукушку родительских прав. Остаётся в одиночестве растить сына. И отпускает на все четыре стороны.
Прямо душещипательная ситуация в стиле их любимых передач по телевизору. Где можно косточки героям перемыть.
− Ещё как посмею! – Демид запальчиво лыбится. Поджимает губы, смотря на меня как на нищенку.
А ещё хмыкает довольно.
Замечает, как с моего лица схлынивают краски. Чувствует, что победил.
И в предвкушении руки потирает.
− Илья носит мою фамилию. И считает меня своим отцом. Так что я вправе растить его. – Пожимает плечами.
Прижимает моего сына к себе, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.
И удаляться начинает.
− Нет! – Выдыхаю, переходя на бег.
Догоняю Демида, хватая его за рукав пальто. И к себе разворачиваю.
− Зачем тебе мальчик? – Заглядываю в лицо.
Вижу там только лёд и безразличие. Как будто манекен за руку держу.
Понимаю, что Острогорскому просто нравится меня мучить. А ещё он умело находит все точки, на которые нужно надавить.
И противодействовать ему не получается.
− Потому что ты – ужасная мать, Олеся! – Приподнимает кончики губ в намёке на улыбку.
В его голосе – сталь. Меня же трясёт.
− Это не так, и ты прекрасно об этом знаешь!
− Ты сбежала ночью из дома, с ребёнком на руках. С каким-то мужиком! Даже детские вещи не взяла! – Речь Острогорского выстраивается в плавный ряд мыслей, и я понимаю, что он уже всё обдумал. – Любой судья возмутится таким аморальным поведением!