Последний свидетель - стр. 4

– Вы не останетесь? – я не мог скрыть удивления. – Я думал, мы обсудим детали…

– Извините, срочный вызов, – она проговорила это быстро, почти не глядя на меня, и поспешно отступила к лестнице. – Всё найдёте в папке, – бросила она через плечо. – Бумаги, контакты… всё

Я проводил женщину до двери, наблюдая, как она идёт к своей машине, ни разу не обернувшись. Её силуэт растворился в серой дымке, а цокот каблуков затих, словно она уходила в небытие.

Когда машина умчалась, оставив за собой лишь клубы пыли, я захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Массивное дерево было холодным даже сквозь пальто, и я почувствовал, как холод проникает под кожу.

Дом накрыла мёртвая тишина. Она словно давила на меня, проникая в сознание и заглушая все мысли. Но это была не просто тишина – она жила, дышала, наблюдала. Её нарушали лишь мерное тиканье старинных часов где-то в глубине дома – «тик-так, тик-так», словно билось чьё-то сердце, – и отдалённый шум волн, разбивающихся о скалы внизу.

«Дом на обрыве».

Эта фраза возникла в сознании сама собой и отозвалась эхом в пустых комнатах моей памяти.

Мой взгляд упал на небольшую фотографию в простой деревянной рамке, стоящую на комоде в холле. Стекло было покрыто тонким слоем пыли, но изображение проступало сквозь неё.

С пожелтевшего от времени снимка на меня смотрел мужчина в форме капитана и молодая женщина в светлом платье. Они стояли на фоне этого самого дома – того же крыльца, тех же окон, того же плюща, оплетающего стены. А мужчина и женщина…

Сердце пропустило удар. Я вгляделся в лицо женщины и чуть не задохнулся. Что-то неуловимо знакомое было в каждой чёрточке, в каждом изгибе губ, словно это лицо – давно забытый сон.

Я знал эти глаза, знал, как они смеются, как плачут, как смотрят на меня в темноте перед сном. Но это было невозможно. Я был уверен, что никогда её не встречал.

Дрожащими пальцами я перевернул фотографию. На обороте, выцветшими чернилами, было написано: «Ирина и Павел. Лето 1953 года».

Моя Ирина?

Имя ударило током. Я зажмурился, и перед глазами вспыхнули обрывки – её смех, её руки, её волосы, развевающиеся на ветру. Запах её духов – ландыш и что-то ещё, тёплое, домашнее.

«Это всего лишь совпадение. Моя Ирина умерла в прошлом году. А эта… эта Ирина жила в пятьдесят третьем».

Внезапный порыв ветра ударил в окно, как кулак. Где-то этажом выше раздался сухой, похожий на выстрел, хлопок двери. Я вздрогнул и выпрямился, роняя фотографию. Она упала на пол, и стекло треснуло – тонкая трещина прошла прямо по лицу женщины.

– Просто старый дом, – вслух произнёс я, но голос звучал неубедительно. – Просто усталость и разыгравшееся воображение.

Но где-то внутри, я уже знал – это не просто так. Дом знал меня – знал мои шаги, мой запах, биение моего сердца. И, что более тревожно, я каким-то образом знал этот дом.

1.3

Утро третьего дня встретило слепящим солнцем. Словно с Тихозёрска сорвали серую пелену и швырнули её в воду. Я стоял на террасе, сжимая в ладонях обжигающую чашку, и не верил собственным глазам. Туман отползал к горизонту, как побитая собака, обнажая мир, что до сих пор скрывался от меня.

Терракотовые крыши пылали в золотых лучах, изумрудная зелень садов дышала влажной свежестью после ночного дождя. Лазурная полоска воды манила покоем, которого я так жаждал. Впервые за долгие месяцы бегства я почти поверил, что смогу здесь забыться.