Последний свидетель - стр. 14
«Кажется, я попал в точку». Но какую? Что он боится вспомнить?
– Нет, – сказал он после паузы, которая длилась целую вечность, растягиваясь в бесконечность. Его голос прозвучал глухо. – Ничего такого.
Его руки сжались в кулаки. Я видел, как побелели костяшки пальцев. Этими руками он когда-то подписывал приказы, отправляя людей за решётку. Этими руками он… что ещё делал этими руками? Кого бил? Кого убивал? И сколько крови на них осталось?
«Не дави, – сказал я себе. – Не сейчас».
Вместо того чтобы давить на него, я предложил ему стандартный набор для таких случаев: технику осознанного принятия и ведение дневника сна. Советы звучали жалко и неубедительно. Фёдор Михайлович кивал, но его взгляд блуждал по комнате – по углам, по книжным полкам, по моему диплому на стене. Словно искал скрытые камеры или микрофоны, или, может быть, улики. Или, наоборот, проверял, есть ли они здесь.
«Параноик. Или просто привычка».
– Вы хороший специалист, – сказал он, поднимаясь в конце сеанса. Кресло скрипнуло под его весом, как старая половица в заброшенном доме. – Но помните: в маленьких городах семейные секреты передаются шёпотом, но никогда не покидают пределов чердаков. И не стоит пытаться их оттуда вытащить.
Он ушёл, оставив после себя запах одеколона и что-то ещё. Что-то тяжёлое, липкое, от чего хотелось открыть все окна настежь, выветрить из комнаты весь этот страх и ложь. Но я знал, что этот запах останется со мной надолго. Он въелся в стены, в мебель, в мою кожу. И теперь я тоже часть этого города.
«Семейные секреты… чердаки… – мысли лихорадочно метались в голове. – Что он имел в виду?»
Фраза засела в голове, как заноза под ногтем, отравляя кровь. Но заноза ли это? Или крючок, на который меня подцепили? Я попытался работать с другими пациентами, но мысли возвращались к Фёдору Михайловичу. К его страху. К его рукам, к его глазам, в которых плескалось отчаяние. К его тайне.
«Что он скрывает? И почему мне кажется, что я не хочу этого знать? Потому что, узнав правду, я уже не смогу от неё отвернуться? Или потому что эта правда разрушит меня самого?»
Вечером, сидя на кухне с чашкой остывшего чая, который давно превратился в горькую жижу, я тщетно пытался собрать пазл из обрывков чужих жизней. Но детали не складывались, образуя лишь хаотичную картину безумия. Картину, нарисованную кровью, ложью и страхом. Картину, которая преследовала меня в кошмарах. Чай горчил полынью – видимо, заварил слишком крепко, как делал всегда, когда нервничал. Пальцы дрожали, когда я записывал имена в блокнот: Марина с её животным страхом перед сплетнями, учительница с глазами затравленной лани, Алексей… Все они марионетки в чьей-то жестокой игре. И что связывает их всех?
И над всем этим – фигура Фёдора Михайловича Кузнецова. Человек-гора, который даже на пенсии заставляет людей съёживаться, словно мыши перед удавом. Который появляется в нужное время в нужном месте, как дурное предзнаменование. Который – ключ ко всему. И которого мучают воспоминания – те самые, что не дают спать по ночам, превращая его жизнь в ад, и которые, возможно, погубили не одну жизнь.
«Что, чёрт возьми, произошло в этом богом забытом городе? И почему все боятся сказать правду человеку, который хочет помочь? Или я ошибаюсь?»