Последний кайдан - стр. 38
Моя работа из синего воска была искусной и точной, но Акира не стал любоваться макетом дома семьи Накамура. Схватив изделие, он разжёг на улице огонь с помощью каминного розжига в бочке и швырнул воск в пламя. В небо повалил спиралью столп голубых искр.
«Вот бы шагнуть по этой лесенке… Вот бы убежать от всех в небо!»
После экскурсии в тот же день я попросила незнакомую мне девочку из начальной школы сунуть под дворник автомобиля патрульного записку. Я сказала ей, что написала имя хулигана, который дёргает девочек у меня в классе за волосы. Оценив длину моей косы до колен, девочка поклонилась и сунула записку, как я велела. Она, конечно, заглянула в текст, но ничего разобрать не смогла.
Прочесть послание с координатами нахождения тела учительницы Рики Хаги сможет тот, для кого такие, как я, – не асоциальные члены общества, одной ногой переступившие порог психиатрической клиники. Тело учительницы найдёт только тот, кто видит, как ему подмигивает камень-цукомогами[39].
Я смотрела, как горит макет дома Накамура, и шептала, не в силах отвести глаза и жалея, что не успела вылепить фигурки людей, которых застанет пожар:
– Это случится именно так… Огонь поглотит их…
И не только людей, но и секрет Хатиро – его свечу синего цвета с четырьмя фитилями.
Впервые я увидела сокровище семьи Накамура, когда помогала Хатиро с кокуго[40] во втором классе.
Родители Хатиро были в разводе, жил он с дедушкой. Мама и папа Хатиро перебрались в Токио и по очереди, соблюдая график, чтобы не пересекаться друг с другом, приезжали навестить сына, но не оставались, по словам Хатиро, даже на обед. Хатиро не говорил мне, но я точно знала (ведь мы с ним похожи), что он раздражает родителей одним фактом своего существования, а почему так происходит, дети понять не могут. Почему мать холодна и не ласкает? Почему отец стискивает зубы и уходит? Мама и папа Хатиро сбежали от него за сотни километров, и он, как все дети, винил в этом себя.
– Нацуми! Идём! – позвал меня Хатиро, выглядывая из-за отодвинутой створки сёдзи, и прямоугольные стёкла его очков отбросили на меня синий блик. – Дедуля уснул! Скорее, я тебе кое-что покажу! Идём! Только тихо!
Я с трудом оторвалась от проверки написания Хатиро сорока шести символов катаканы. Ему с трудом давались две азбуки, катакана и хирагана, а их нужно было выучить ещё до школы.
– Но… Хатиро… – посмотрела я на него, сморщив лоб, – тебе нужно учиться! Потом поиграешь. Мы уже не дети.
– Нам шесть лет, Нацуми. Не хочешь, как хочешь, – обидевшись, скрестил он руки. – Одзи-сан никогда не допустит тебя до синей свечи, а я…
– Что? – перебила я Хатиро, испортив предложение, в котором вместо «кирэй дэ су нэ» теперь красовалось «кирай дэ су нэ» и выходило, что Хатиро не считает что-то красивым, а ненавидит это. – Что ты сказал про свечу?