Последний кайдан - стр. 12
Ответил Баку, самый высокий и физически сильный из их троицы:
– «Смерть и смерть – не одно и то же!» – коверкал он голос. – Кретин! Смерть и смерть – это одно и то же!
«Там было не так, – вспоминал я сон. – Выжить и не умереть – не одно и то же. Так сказала девочка, приснившаяся мне».
– Я так не говорил. Этот бред как раз для тебя, Баку, ведь твоё имя означает «дурак», если назвать тебя «Бака».
Расплатой за выходку стали пара новых синяков, одна затрещина и рассечённая губа. Убежав в раздевалку физкультурного зала, я сел в угол, не позволяя себе плакать. Я смотрел на орнамент синяков – фиолетовая окантовка с синим центром по форме, так похожей на цветы сакуры.
Стоило закрыть глаза, и я увидел девочку из сна. Вернее, их было две. Они стояли спинами друг к другу. У той, что слева, по голове и плечам бегали мыши, но она их совершенно не боялась, а у той, что справа, были волосы цвета моих синяков. Возле её ног лежали лук и колчан со стрелами.
– Киро, – прошептала девочка с луком и стрелами, – ты видишь меня?
– Да. Я вижу вас обеих. Кто вы? Где я? Это же… не сон?
– Не сон, – кивнула она. – Будь сильным, Киро. Завтра будь сильным…
– Завтра? А что будет завтра?
Я пытался подойти к ним, но синие всполохи огня не позволяли мне. Огонь не обжигал, не травмировал, но и пройти сквозь себя не давал.
– Всё, что случится, Киро, поможет тебе выжить и не умереть.
– А есть разница?
Обе девочки наконец-то повернули головы и посмотрели на меня. У той, что была с мышами, глаза горели оранжевым светом, а у той, что со стрелами, – синим.
– Кто вы? – закричал я. – Кто вы такие? Что это за место?
– Там, где ты, его не существует, – синхронно ответили они. – Как не существует тебя там, где мы… оками.
– Киро! – разносилось эхом по пустому залу.
Седовласые нашли меня, и что бы ни произошло… я буду сильным.
Не в первый раз я видел во сне тех девочек. Я взрослел, взрослели и они. Но в ту ночь они впервые со мной заговорили.
Во мне не было жалости.
Она осталась там, на стене спортзала, в каплях коричневой крови. А напротив неё сидит оками, белый волк, и вспоминает эту историю.
Неудивительно, что капли здесь до сих пор. Их не смогли отмыть. Ведь мои одногруппники не учились у Гэ Тоси.
Никому в детстве я не позволил отмыть эту стенку, в которую меня впечатали лицом, раздробив нос. Началась драка. Меня не просто поколотили – меня четвертовали. Баку держал меня за руки, Саку – за левую ногу, а Ао – за правую. Они тянули в противоположные стороны, а когда уставали, опускали меня на пол, и я касался спиной тёплой плитки. Тёплой она была от сочившейся из моего разбитого носа крови. Седовласые продолжали дёргать и рвать меня, пока не выбили суставы плеч, бёдер, колен и локтей. Нанося побои, они кричали:
– Киро! Господин света! Чей ты господин? Чей ты сын? Урод! Урод! Уродец!
Врачи сказали, что обычному человеку, а тем более подростку, не под силу выдернуть руки и ноги и что я наверняка чем-то болен. Именно поэтому сухожилия так легко разорвались. Именно поэтому суставные сумки так легко разрушились. У детского дома не было денег на исследование моей болезни. Диагноз так и не поставили, если он вообще имел место быть. Мне выдали костыли, на которые я не мог опереться из-за выбитых суставов плеч, выпадавших из своих гнёзд раз в неделю. Когда такое случалось, я прикасался к суставам, обтянутым кожей, – гладким, словно скорлупа птичьей кладки.