Последний кайдан - стр. 1

© Чак Э., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Иллюстрация на обложке sutoujuku

Внутренние иллюстрации LAVI CRAZY

Иллюстрации в блоке текста Е. И. Лукомской

Посвящается моей семье, любимому мужу VV+E=WE и «Журавлиной стае»

Выжить и не умереть – не одно и то же

В священной роще «босоногих сакур» частенько происходит необъяснимое.

Деревья назвали так из-за того, что они никогда не цветут, никогда не покрываются листьями их ветви. Кто-то побаивается этого места, кто-то пытается его изучить. Только бесполезное это дело. Разве можно изучить мечту, любовь, чувство долга, преданность, дружбу и особенно судьбу? А если это судьба не живого человека, а призрака – духа, нечисти, монстра?

Я знаю о призраках всё.

Мои предки родом с этой земли, где когда-то началась история нескольких самураев, которые отважились вступить в игру с силами, не подвластными боевой катане и выпущенным стрелам лука-юми.

Сто свечей было зажжено самураями, и сто страшных кайданов[1] было прочитано ими ради развлечения и мурашек в ночной летний зной в дни поминовения мёртвых. Но сила, таившаяся в свитке с кайданами, и опасность свечей, горевших синим огнём, отказались подчиниться самураям. Навлекли они на свои земли страшную беду.

Разве духи поклоняются людям? А многим удалось сбежать от ёкаев[2] кама-итати – трёх ласк, отсекающих серпом ноги путникам? Или от слепого старика тэноме, чьи глаза расположены на ладонях? Пожирая людей, он съедает только скелет, оставляя кожу и жидкость. Этим лакомством непременно угостилась бы нурэ-онна, которая высасывает змеиным языком всю кровь, целуя мужчин, и не трогает кости.

Скинув обувь, я прикоснулась босыми ногами к прохладной земле.

Золотые побеги трав в серебре луны казались совершенно белыми. Седыми. Земля здесь напитана ужасом, горем и слезами. Погибали и школьницы с учителями, и невесты, не ставшие жёнами, мужчин раздирали волки, а цукумогами[3] здесь мог оказаться каждый камень, не упустивший возможность подставить подножку; каждый фонарь, рыскающий в поисках дома, который хочет поджечь.

Такая она, эта земля. Такой её сделали четыре самурая, для которых не существовало страха. Кодекс чести их не знал этого слова. Кайданы? Страшные истории? Игра в сто свечей? Любой воин рассмеялся бы в лицо (а то и голову снёс с плеч) решившему припугнуть его сказаниями и мифами. И самураи вступили в игру, не зная, какие призывают силы.

С тех пор прошло пятьсот лет, и посреди золотого поля выросло девяносто девять сакур. Деревья никогда не цветут. Их ветки не знают ни листа, ни соцветия. Тянутся ветвями к небу и ждут, когда наступит истинное Лето Красоты.

Учёные не понимают, почему деревья и не живы, и не мертвы. Старожилы убеждают, что не пришло ещё их время. Не наступило ещё Лето Красоты.

– Чего ждать?! – не понимают учёные, туристы и любопытные исследователи паранормального. – Баклажан на стебле дыни не цветёт! Не сакуры это, а сухостой! Спилить их пора да засеять поле!

На что местные отвечают:

– Если умело обращаться, то и дурак, и тупые ножницы пригодятся.

Случалось, что находился кто-то упёртый и доводил дело до вырубки. И бумаги нужные имелись, и лопаты, и трактора с ковшами. Начинали «сухостой» выкорчёвывать, и падали работники на землю в слезах и судорогах. Кто-то бредил, что видит женщин с вырезанными внутренностями. Другие рассказывали о мужчине, похоронить которого можно лишь в банке, ведь от него осталось мокрое место и ни одной косточки.

А как быть мёртвым без скелета? Ведь после кремации предстоит ритуал сбора костей. Их укладывают в строгом порядке от ступней вверх. Особенно важна подъязычная косточка.

Возле сухостоя сакур поставили врата тории[4] и объявили, что теперь здесь священная роща тиндзю-но мори[5]. Защитника земель никто ни разу не увидел, как и листья с цветами на ветвях деревьев.

Я прикоснулась к одному из стволов с ощущением лёгкой грусти.

– Один день, три осени.

Так у нас говорят, когда по кому-то скучают.

Сегодня деревьев больше не будет девяносто девять. Сегодня их станет ровно сто. Именно столько свечей горело здесь несколько ночей подряд, пока буси играли в игру.

Я расскажу вам, как всё было. И чтобы не потерять нить повествования, с собой у меня свиток. С последним произнесённым словом в священной роще «босоногих сакур» наступит истинное Лето Красоты.

Ода Нобутака прибыл в подразделение на несколько часов раньше обычного. Он и так приезжал самым первым в департамент полиции, но, этой ночью промучившись без сна, был на рабочем месте в пять утра.

Ода перестал спать с тех пор, как его попытались ограбить. Именно попытались, потому что из квартиры ничего не пропало. Можно было и вовсе не заметить присутствие постороннего, если бы не один сдвинутый с места предмет. Предмет этот выглядел настолько жалко и никчёмно (для тех, кто не знает его истинную цену), что Ода не прилагал усилий для того, чтобы спрятать его – огарок синей свечи с четырьмя чёрными фитилями. Огарок всё время лежал на серебряном блюдечке напротив фотографии кузена. Кузена звали Кудо Огава, и умер он при невыясненных обстоятельствах десять лет назад.