Последний Хольсунг - стр. 25
Однако и эта улица была пустынна. Я помнил, что она приведёт меня к единственной городской площади, где нет никаких кустов, а стоит на постаменте изваяние старого графа Котека в латах с мечом и щитом в руках. Ну, да, того самого, который загнал вражескую армию в болото и спас город, стоявший на этом месте уже в те времена.
Подойдя к площади, я понял, что бандиты в городе были – две витрины магазинов, выходящих фасадами на площадь, были разбиты, двери в трактир распахнуты настежь, а на руке моего предка, сжимающей рукоять меча, висело какое-то тряпьё. Так, теперь надо выяснить, не остался ли кто из этих убийц в городе.
Рассудив, что, если они здесь, то искать их следует, скорее всего, в кабаке, чем в церкви или в школе, я прошёл со стороны дворов и вынырнул из переулка больше похожего на щель между домами точно у здания городского трактира. На моё счастье окон в этот переулок не выходило. Подкравшись к двери, я понял, что не ошибся – внутри раздавались голоса. Тогда, молясь, чтобы ни одна половица не скрипнула, я потихоньку вошёл внутрь.
Хорошо, что здесь имелась небольшая прихожая с гардеробной комнатой, скамеечками, покрытыми бархатом и большим зеркалом, которое оказалось разбитым. (Не иначе, как кому-то из мерзавцев не понравилась собственная рожа!) Такая обстановка напоминала скорее вход в театр, чем в питейное заведение. Впрочем, этот трактир, хоть и не носил звание ресторана, имел свою крохотную сцену, на которой по вечерам давались увеселительные представления.
Помнится, в дни моей молодости здесь пела очаровательная девушка, от одного только голоса, которой моя душа замирала, а сердце начинало трепетать, как пойманная птичка! То, что она самочка коттер, знал только я…
Сейчас разбитое зеркало сослужило мне службу – я подобрал осколок, напоминающий изогнутый кинжал, взял его за тонкую часть, а ту, что была пошире аккуратно просунул через приоткрытую дверь, ведущую в главный зал. Отсюда и голоса слышались отчётливей. Сейчас я чувствовал себя Джимом Хокинсом, проникшим на захваченный пиратами корабль. Вот только я был почти на три десятка лет старше юнги Джима, и на боку у меня висел абордажный кортик, просившийся в дело.
Итак, я увидел, что в полутёмном зале, неподалёку от окна, единственно свободного от ставней, сидят за столом два типа, и в точности, как в случае с Джимом, играют в кости. Но в отличие от той давнишней истории, эти бандиты не ссорились, несмотря на то, что перед ними стояла бутылка с ромом или с чем-то в этом роде. Похоже, что играли они чисто машинально, не слишком переживая за успех. Причина такого поведения стала ясна из разговора, который мне довелось подслушать.
– Когда же они вернутся? – говорил один из них, тощий со впалыми щеками и неровным ёжиком на голове. – У меня от этих мест морозные мураши по коже бегают! Нечисто здесь, помяни моё слово – нечисто!
– Уймись, Том! – ответил ему второй, добродушный на вид лысеющий толстяк с красными щеками и таким же красным носом, полная противоположность первого. – Тебе приказано ждать, вот и жди. Обед ведь готов?
– Готов-то он готов, но если ещё с час-полтора никто не явится, то всё к чертям простынет! А мне сдаётся, что никто уже не явится…
– Ну, ты ж вот паникёр!
– Ты выстрелы слышал?