Последний чекист - стр. 10
Выпустили Васю. А Сазонов как-то завертелся, сразу побеседовать с ним не смог. Разыскал этого лейтенанта через неделю. Дескать, ты помнишь, что освобождением обязан одному хорошему человеку. Вот он, дескать, я…
Вася серьезно ответил:
– Я вас давно уже жду. Все делаю, как вы сказали, вашу литературу среди сотрудников аэропорта распространяю добросовестно…
– Какую литературу?
– Баптистскую.
Сазонов аж позеленел, как пограничная фуражка, вспомнив, как еще служа в погранавиации замполитом эскадрильи, сталкивался несколько раз с солдатами-баптистами, которых по указанию особистов приходилось срочно переводить куда-нибудь в стройбат, дабы остальной личный состав не разлагали:
– Дурило ты тещино, какие баптисты? – взвился он на Васю. – При чем здесь они? Вместо их книжечек ты мой портрет носить в кармане обязан и каждый день на него молиться!
Но Вася упрямо настаивал на своем:
– Я вам, конечно, благодарен, товарищ майор, но и баптисткой церкви тоже весьма признателен…
Оказалось, не успел этот Вася домой прийти, как теща ему выложила, что надо ему завтра с ней пойти в баптистскую церковь, отблагодарить тех, кто молился о его освобождении:
– Мне сегодня наш проповедник сказал, что ты вернешься… А потом, дескать, его отблагодаришь!
Вася и отблагодарил – снял с книжки все свои накопления и к баптистам отнес…
Сазонов только головой покачал – экую шутку с его потенциальным агентом баптисты сыграли. Пришлось ему намечавшуюся Васину вербовку отложить, дабы самому, как невесело шутил потом Сазонов, в сети сектантов не угодить…
И таких случайных персонажей, как этот непутевый Вася, оказалось среди арестованных «оборотней» предостаточно. Немало усилий пришлось потратить, чтобы их на свободу вернуть и на путь истинный наставить, равно как и добиться того, чтобы те, кто по-настоящему виновен, дошли в конце концов до скамьи подсудимых.
…Сазонову снова вспомнился вчерашний вечер и обещание Виктора Леонардовича представить его к госнаграде. И память, эта неуемная странница во времени и пространстве, уже собралась было подкинуть ему случай из далекого прошлого, когда начальник политотдела авиаполка Трубицын в сердцах порвал готовый к отправке наградной на него, тогдашнего замполита авиаэскадрильи Сазонова, но в этот самый момент репродуктор женским, с металлическими нотками голосом объявил: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Лубянка».
Вынырнув из метро, Сазонов оказался на Лубянской площади, которая вместе с ближайшими ее окрестностями всегда представлялась ему некой планетой, где существуют вроде бы независимо друг от друга, но накрепко друг с другом связанные континенты, материки и острова – все эти, находящиеся на некотором отдалении или стоящие впритык и образующие целые комплексы, здания и сооружения. Прежде скрытые от чужого интереса под условными номерами – от одного до пятнадцати, они в эпоху перемен всплыли из глубин «холодной войны», точно межконтинентальные подводные лодки, и находящиеся в них команды разных управлений, центров и служб теперь через окна, словно через перископы, озирают знакомую издавна округу. Смотрят и не узнают ее.
Такая фантасмагорическая картинка всего на мгновение встала перед глазами Сазонова, и он тут же отмел ее, ибо и он сам, и его сослуживцы, которых среди утренней еще не густой толпы сразу узнавал по неброским одеждам, деловой походке и сосредоточенно-хмурым лицам, ни в какой «подлодке» никогда не находились. Они постоянно крутились, вертелись, варились в самом центре этой новой, не укладывающейся в мозгу реальности, в которой нет уже перед домом-два памятника создателю ВЧК, а оставшийся после его свержения постамент стыдливо заколочен нестругаными досками.