Последний чекист - стр. 12
– Феликс Эдмундович Дзержинский для каждого из нас есть незыблемый пример беззаветного служения своему народу и нашей Родине. А вы чей портрет хотите, чтоб я повесил на стену? Может, ваш? Или Ельцина?!
Бакатин почувствовал: этот и по скуле сможет врезать.
– Немедленно уволить грубияна! – завизжал борец с портретами, выбегая из кабинета в сопровождении свиты. А вдогон ему полетели слова, которые потом из уст в уста передавали чекисты:
– Да с таким дерьмом я и сам служить не стану… Рапорт хоть сейчас напишу!..
В те дни Сазонов еще числился в особом отделе внутренних войск МВД СССР, который располагался в отдалении, на Красноказарменной улице. И Бакатин до них доехал не сразу, а когда доехал, в кабинет к Сазонову не заглянул… И портрет Феликса Эдмундовича так и остался висеть у него на стене, а небольшой бюст первого чекиста, когда-то на день рождения подаренный ему сослуживцами, Сазонов забрал с собой, переходя на Лубянку. Он и сейчас стоит в его кабинете, невзирая на новую моду не помнить о прошлом.
Сазонов не однажды спрашивал себя, а как бы он поступил, загляни тогда новоявленный председатель КГБ и «борец с чекизмом» в его кабинет и прикажи снять портрет основателя ВЧК? И положа руку на сердце не находил честного ответа.
Скрепя сердце, чтоб не выругаться вслух по поводу безобразий, творящихся на его «Лубянской планете», Сазонов как-то пролетел мимо «церквушки», так называли сослуживцы проход в здание Конторы через бывшую Софийскую церковь, и на «автомате» свернул на Большую Лубянку, ведущую к парадному входу, которым обычно не пользовался. Пройдя вдоль серого цоколя дома один шагов пятьдесят, запоздало спохватился, что видел у одной из торгующих возле «Детского мира» теток женские осенние импортные сапоги.
«Может, Татьянин размер?.. Ну, да разве без нее купишь?.. Возьмешь, а они не подойдут – тогда вместо примирения еще больше надуется… Имел ведь уже печальный опыт: к новому году самостоятельно купил на толкучке две теплые байковые рубахи, так жена засмеяла: дескать, такие и в твоей родной деревне никто из стариков теперь носить не станет! Нет, рисковать не буду», – решил он и вошел в парадный подъезд.
Через двойные мощные двери с разделяющим их большим «тамбуром» Сазонов попал в холл и предъявил удостоверение прапорщику-контролеру, который знал его в лицо, но скрупулезно, как будто видел впервые, стал сверять его облик с фотографией в удостоверении и тщательно проверил наличие в нем необходимых отметок, дающих право входить в это здание через этот вход в определенные дни и часы.
Сазонов терпеливо дождался, пока процедура определения «свой – чужой» завершится, прапорщик вернет ему удостоверение и приложит руку к виску, пропуская вперед.
В огромном холле, с лифтами и лестницами с двух сторон, Сазонов принял влево и, проигнорировав лифт, не спеша поднялся на второй этаж по ступеням крутой лестницы, повернул направо и двинулся по коридору, застеленному широкой красной ковровой дорожкой. Дорожка была новой и идеально натянутой, надежно закрепленной по краям, чем выгодно отличалась от таких же дорожек в доме два, потертых и закрепленных кое-как, отчего временами они сбивались в складки, заставляя спешащих по делам сотрудников ненароком спотыкаться. Эта новая дорожка пружинила под ногами, заглушая звук шагов, и всем своим видом подчеркивала выпавшую ей почетную долю находиться в главном здании Конторы, где располагались и кабинеты руководства, и самые важные управления, среди которых на особом месте в прежние годы была «пятерка» – Пятое управление КГБ СССР, ответственное за контрразведывательную работу по линии борьбы с идеологическими диверсиями противника.