Порочные. Ты – мой запрет - стр. 20
Перед ней стоит женщина, которая не понимает, почему её не хотят. Почему Филипп на неё не смотрит и даже не замечает? Почему вечно оказывает знаки внимания другим? Что с ней не так? Почему она – вся такая молодая, красивая, ухоженная – вызывает у собственного мужа лишь равнодушие? Или, хуже того, презрение.
Зеркало не даёт ответа.
Может, дело не в ней. Может, проблема в самом мире – холодном, глянцевом, нарочито безупречном, как эти золотые краны и стерильный мрамор, в котором нет ни тепла, ни настоящей жизни. Может, она просто одна из немногих, кто ещё умеет чувствовать. Кто не разучился страдать, бояться, ждать, надеяться.
А в мире, где эмоции считают слабостью, а искренность – изъяном, за который платят болью и унижением, это уже не черта характера. Это ошибка. И таких ошибок здесь не прощают.
Вивиан продолжает стоять перед зеркалом, и через несколько долгих секунд в её глазах появляется знакомый блеск, но не от слёз, а от решительности. Чувства уходят вглубь, а на поверхности не остаётся ничего, кроме безупречной маски.
Она поправляет прядь волос, разглаживает складки на платье и немного крутится перед зеркалом, рассматривая себя. Всё. Хватит. Ни один человек в этом прогнившем обществе не достоин знать, что на самом деле творится у неё на душе.
Когда она возвращается на террасу, женщины всё так же смеются, но теперь смотрят на неё иначе. Они все явно заметили сцену у барной стойки. И теперь ждут представления от Вивиан, чтобы потом ещё долгое время обсуждать это на светских приёмах. Ведь вся их жизнь – пустой трёп и сплетни друг о друге.
– Всё хорошо, Вивиан? – спрашивает одна из них, с милой, змеиной улыбкой. – Ты выглядишь… напряжённой. Или просто… приревновала?
– Это было мило, правда. Ты так покраснела, как влюблённый подросток, – вставляет другая. – А Филипп так… однозначно проявлял к той официантке знаки внимания.
Они хихикают, прикрываясь бокалами. Смотрят на Вивиан, как на свергнутую королеву, словно только и ждали, когда же она оступится и даст им повод для издёвок.
Но Вивиан лишь спокойно опускается на стул, скрещивает ноги и смотрит на них так, будто рассматривает не женщин, а омерзительную грязь, прилипшую к дорогим туфлям.
– Вы так уверенно переходите границы, пытаясь меня задеть, – говорит она холодно. – А ведь знаете, чьей женой я являюсь. Или уже забыли?
Смех тут же исчезает и за столом наступает тишина.
– Если у кого-то из вас появится непреодолимое желание обсуждать мою семью, я бы посоветовала для начала обсудить собственную. И подумать – одобрят ли мужья вашей дерзости, если на них вдруг нацелится Филипп.
Одна из женщин начинает притворно кашлять. Другая краснеет. Третья делает вид, что смотрит в сторону.
Кристина, сидящая рядом, тихо кладёт руку ей на запястье.
– Вивиан, хватит. Не опускайся до их уровня.
Но Вивиан молчит. Не отвечает. Продолжает пронзать холодным взглядом всех за столом. А затем откидывается назад и берёт бокал. Делает победный глоток шампанского, и вдруг с ужасом осознаёт – она только что угрожала. Статусом. Властью. Мужем. Вела себя так, как ведут себя все они – те, кого она терпеть не может.
Она, сама того не заметив, стала частью этого мира. И ей это не нравится.
Пить за победу больше не хочется…
Когда встреча подходит к концу, все начинают выдвигаться в сторону парковки к своим машинам. Кто-то продолжает обсуждать бизнес, кто-то неторопливо и уже слегка пошатываясь идёт с бокалом в руке, будто это продолжение светского спектакля, а не конец унылой сцены.