Полосатый отпуск - стр. 17
А мне словно вылили стакан воды за шиворот. Вот же!..
Она так торопилась, что чуть не сбила с ног мальчонку лет шести, с трогательными веснушками и пшеничным чубчиком.
– Извините, – пробормотала дама на бегу и галопом поскакала к вожделенной цели, не заметив, как ее кошелек перекочевал в грязную детскую ручонку. Мальчишка перемигнулся с сосредоточенной девочкой постарше. Судя по явному сходству, сестрой.
Ну почему, почему я не могу просто мирно полежать на пляже? Глупый вопрос. Потому что я – домовой!
Я вздохнула и ввинтилась в толпу.
Первым поймала мальчишку. Кошелек у него, улики налицо. Девчонка никуда не денется, вступится за братца. Так и вышло. Стоило мне ухватить пацана поперек тощего тельца, как сестра вскинулась, сжала кулачки и кинулась на меня.
– Пусти, ты! – взвизгнула девчонка, когда я сцапала ее за ухо. Пришлось даже сумку с драгоценным салом бросить, руки-то заняты.
Нос в конопушках, ручки-веточки, длинная шея и сбитые коленки. От таких девчонок опасности не ждут, это же не какое-нибудь лицо оборотничьей национальности! Поэтому именно такие на рынках и промышляют.
Выдумано, надо признать, неплохо. Девчонка явно водный маг, делала так, чтобы жертва остро захотела сначала пить, а после писать. Кто же в таком состоянии, да в толпе, за кошельком уследит?
– Домовой Стравински. Между прочим, использовать магию без разрешения незаконно. Тянет на грабеж с отягчающими, к тому же совершенный группой лиц.
Не при исполнении, конечно, но это мелочи. Любой гражданин вправе пресечь правонарушение, свидетелем которого он стал, так что представилась я только чтоб детишки меньше дергались. И про грабеж сказала с той же целью, до возраста уголовной ответственности они еще не дотягивали. Так что максимум, что светило этой предприимчивой парочке – меры воспитательного характера. То бишь ремень. Вот если второй раз попадутся, тогда другое дело.
– Вот!.. – выдохнуло милое дитя с косичками и плаксиво заныло: – Тетенька, пустите! Мы потерялись… Куда вы нас тащите?
И сморщилась, будто вот-вот разревется. Мальчишка всхлипывал и тер глазенки кулаком.
Расчет был стратегически верным: какие-то бабульки уже скрестили на мне осуждающие взгляды, а мама с девочкой чуть постарше вовсе нахмурилась и приостановилась. Не линчуют, конечно, но бока намять могут.
Зато тактика подкачала: избавиться от добычи мальчишка не успел. Я чуть сильнее сжала его локоть, заставляя выронить приметный красный кошелек, и назвалась громко:
– Домовой Стравински! Граждане, мне нужны свидетели. Подойдите, пожалуйста.
В свидетели никто не рвался, так что толпа рассосалась еще быстрей, чем собралась. Под шумок какой-то алкаш попытался стащить мою авоську.
– Не тр-р-ронь! – прорычала я, подражая бабуле.
Алкаш дернулся, икнул, выронил добычу и удрал. От удара промасленная бумага, в которую был завернут шмат сала, чуть приоткрылась, и умопомрачительный запах поплыл по рынку.
Мальчонка сглотнул набежавшую слюну, а у девчонки громко заурчало в животе. Я даже чуточку смягчилась.
– Что с вами делать? – вздохнула я. – По уму, надо бы в детскую комнату полиции сдать. Хотя, пожалуй, я сначала с родителями вашими поговорю.
Потому что умом-то я понимала, что не все полицейские в райотделе сродни мерзкому Хобе, но от одной мысли вернуться в РОВД и опять что-то объяснять во рту стало кисло.