Полный спектр - стр. 30

Я была на седьмом небе, радуясь, что запах овечьей шерсти наконец останется далеко позади. И впервые, когда свежесваренный скользкий розовый брусочек в форме цветка коснулся кожи под горячими струями душа, я расплакалась от счастья. Это было лучшим подарком из многих, последовавших после, а ведь там был даже крохотный плейер с наушниками и бесконечным числом музыкальных записей. В прошлый раз мне попалась небольшая коробка с кистями и красками, обернутая газетой. Увы, я слишком быстро осознала, что художником мне не стать, да и сушить наскоро написанную картину было негде, поэтому пришлось завернуть ее обратно, так что газетные чернила присохли к краске, испортив результат.

Каждые несколько месяцев мне выпадает возможность попробовать себя в чем-то новом, иногда я делюсь с Уэйдом успехами, подробно описывая процесс и то, что получилось. К своей чести, он ни разу не признался, что мои таланты в лучшем случае никчемны. Наоборот, в его письмах столько поддержки и доброты: стоит мне распечатать очередной конверт, как все вокруг стихает и сужается до одного клочка бумаги в моих дрожащих от волнения ладонях. Тепло, отпечатанное на листках, просачивается в заледеневшие от одиночества кости.

На самом деле даже если в конечном итоге ничего из опробованного не стало моим настоящим хобби, я никогда не принимала это как должное. Знание, что кому-то не все равно, единственное, что помогает мне не сдаваться и чувствовать проблески чего-то, отдаленно напоминающего наш старый дом в Канзасе.

Библиотека будто сотворена из тишины и ветхого запаха, здесь каждая третья книга впитала в себя дым ладана и слова молитвы, что нашептывали десятилетиями. Я должна испытывать спокойствие, переступая порог, но каждый раз в благоговейном трепете сердце ускоряется до немыслимой частоты ударов, и я ощущаю его биение прямо у себя в горле.

Сегодня это проявляется особенно сильно. Еще до того, как ноги приведут меня к дальней из полок, я напрягаюсь всем телом, замедляя шаг, перенося вес на цыпочки и чуть задерживая неровное дыхание. Что-то не так, чувства обостряются. Двойная жизнь в монастыре, как ни странно, научила меня быть осторожной и распознавать мельчайшие колебания воздуха, считывая чужое присутствие с невероятной точностью. Не слышно ни шороха, но даже сам кислород как будто стал гуще, тонкий, едва различимый шлейф мужского одеколона разбавляет книжную пыль, витающую в нем.

Сердце пропускает удар.

– Уэйд? – срывающимся шепотом произношу, устремляясь к своему секретному уголку, но тут же замираю, встречая перед собой совсем другое лицо, вызывающее постыдный дискомфорт, как укроп, застрявший между зубами.

Я не видела полковника уже очень давно, все его визиты стали ограничиваться лишь общением с матерью-настоятельницей, и я сильно сомневаюсь, что они были частыми. Роддс исправно продолжал платить за мое пребывание здесь, но на этом все. Теперь он смотрит на меня с непроницаемым выражением на огрубевшем лице в возрасте. Седины в волосах прибавилось, как и морщин, но взгляд карих глаз остался все таким же непоколебимо-пугающим.

– Здравствуй, Ремеди, – медленно растягивая слова, он рассматривает меня как музейный экспонат, словно решает, как со мной быть, а я так устала, что результаты решений никогда не зависят от меня.