Размер шрифта
-
+

Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки - стр. 3

: местом проецирования конкурирующих идентичностей и представления шаблонов своей правды, своего восприятия окружающего как в имперский, так и в советский период. Произведения с русско-грузинским контекстом включали в себя две стороны – господство и подчинение, что точно отражало двойственность положения Грузии в русском культурном сознании: с одной стороны, она – чужой мир, противоположный российскому (здесь райская природа, свобода, вдохновение, экзотика, пристанище для инакомыслящих русских), с другой – своя территория, имперское наследие, где особо важная часть – золотой и серебряный век русской литературы. Еще один аспект российского культурного империализма – порождение грузинской культурной колонизации. Под этим определением я понимаю принятие имперской культуры и проявление результатов культурного влияния в новой прогрессивной или регрессивной форме. Грузинская культурная колонизация явилась благодатной почвой для развития театрального, художественного, изобразительного и танцевального искусства: «В Грузии, периферии и провинции российской, а затем советской империи, местная интеллигенция копировала схему поведения интеллигенции российской» (Андроникашвили, Майсурадзе. С. 128–129). Культурный империализм и культурная колонизация особенно явно проявились в литературе.

Русско-грузинские взаимосвязи создавались, обрастали и укреплялись мощным сплетением мифов/иллюзий, что воплотилось в широком понятии русско-грузинский миф. Под словом «миф» подразумевается его функция преобразования трудностей и неясностей мира, схожих с идеологией, которая приспосабливает внешние обстоятельства к определенной политической программе (Гусейнов, 2005. С. 51–67). Суть русско-грузинского мифа заключалась в следующем:

Две страны – маленькая и большая, связанные друг с другом единой верой, культурным обменом и избитым клише о «дружбе народов»; и вместе с тем – две страны, разделенные опытом имперского гнета, национального обособления и вооруженными конфликтами. Плотно связанные нарративы образуют систему смыслов, которая с годами осела в культурной памяти и обрела определенную эмоциональность. В результате эта система не нуждается в дальнейшем обосновании в дискурсе (Лекке, Чхаидзе, 2018).

Со временем названный миф, ставший продуктом империи, возвысился над ней и «имперски» стал подчинять себе каждого, кто к нему прикасался, тем самым расширяя притягательность русско-грузинского контекста.

Империя – это отношение, формальное и неформальное, при котором одно государство контролирует эффективный политический суверенитет другого политического общества. Этих целей можно достичь при помощи силы, политического сотрудничества, экономической, социальной или культурной зависимости (Doyle, 1986. P. 45).

Отталкиваясь от размышлений Дойла, а также от «структуры подходов и референций» империй, заключающейся в прыжке за пределы соседних территорий, то есть в броске вперед (Саид, 2012. С. 26–27), можно сказать, что Российская империя[2] при помощи русско-грузинского мифа на века выстроила политическую, экономическую и культурную зависимость по отношению к Грузии.

Вхождение Грузии в состав Российской империи и значимость литературных отношений послужили зарождению имперской литературной традиции,

Страница 3