Покров над Троицей - стр. 8

–А под казёнными кельями в погребе 300 пуд свинцу, – повторил писарь на память, – да пушечных ядер – 4 ядра по 30 гривенок, 2 ядра по полупуда, 36 ядер по 14 гривенок, 13 ядер по 8 гривенок, 650 ядер по 6 гривенок…

Боясь расплескать мысли в собственной голове, подросток забежал в скрипторию, схватив с полки коробец и десть9 бумаги ручного отлива с монастырской филигранью, торопливо разложил писчие принадлежности, радуясь, что загодя заточил достаточно перьев, и приступил к бережному переносу информации из недр памяти на серые, шершавые листы.

***

Ивашка никогда бы не поверил, что грозный воевода в эти минуты испытывает такие же чувства, как и он. Головокружение, сухость во рту, дрожь в руках появились при виде женской стройной фигурки в строгом монашеском облачении, стоящей на крепостной стене и неподвижно глядящей вдаль. Просторный апостольник скрывал голову, ниспадал на плечи и грудь, пряча руки с чётками. Монашеская мантия о сорока складках, символизирующих сорок дней поста Спасителя на горе Искушения, делала фигуру незримой, но Долгоруков даже в таком виде узнал внучку Малюты Скуратова и дочь Бориса Годунова – Ксению. Её присутствие уже пять лет заставляло сердце воина трепетать от восхищения, обливаться кровью из сострадания и слезами – от фатальной недоступности предмета своего обожания.

За простой и кроткий нрав Годунову любили простые люди, миловидности Ксении дивились иностранцы, мастерству её рукоделия могли бы позавидовать ювелиры. Ей посчастливилось сочетать красоту с умом, получить прекрасное образование и знать несколько языков. Однако дочери царя Бориса не повезло жить в эпоху Смуты – злоключения наваливались на царевну так же, как интервенты наступали на её Отечество. Ксении было 16 лет, когда её отец был помазан на царство, и всего 23, когда Лжедмитрий I, удавив мать и брата, заточил молодую царевну в доме князя Масальского, сделав своей наложницей…

Проводив писца Ивашку долгим взглядом, воевода сделал несколько шагов на слабеющих ногах и встал в сажени от Годуновой – ближе подойти боялся, шумно вдыхая осенний воздух.

–Ну что, пёс, – не оборачиваясь, тихо произнесла Ксения, – пришёл полюбоваться на дело рук твоего хозяина и на моё бесчестие?

Её слова, скатываясь с губ, словно ледяные глыбы, с размаху били под дых, вымораживали, сбивали с мысли, заполняли всё естество воеводы обжигающим холодом.

–Ты несправедлива ко мне, царевна, – натужно прохрипел Долгоруков.

Он сделал ещё один шаг. В ту же секунду Годунова стремительно развернулась, и в доспехи воеводы упёрся трехгранный узкий клинок.

“Мизерикорд, кинжал милосердия”, – скосив глаза вниз, узнал князь "осиное жало".

Упирающееся в грудь оружие в руках Годуновой, как ни странно, успокоило его. Перестали предательски дрожать руки, прошел спазм в горле. Только шум в голове и частое уханье сердца оставались немыми свидетелями душевного смятения. Князь медленно опустился на колени. Сталь с визгом скользнула по доспехам и уперлась в незащищенное горло. По коже побежала тонкая рубиновая струйка.

–Так будет проще и быстрее, – шумно сглотнув, сказал воевода. – Но знай, царевна, что я ни в чем не виноват ни перед тобой, ни перед твоей семьёй…

–Ты присягнул самозванцу, моему насильнику, убийце моей матери и законного наследника – моего брата…, – у Годуновой задрожали руки и губы.