Пока смерть не обручит нас - стр. 25
Удар молотка.
– Тишина в зале суда! – послышался голос «прокурора». – То есть вы, мистер Джейкобс, считаете, что Элизабет Блэр девственна?
– Да, я в этом уверен, как в том, что вижу вас перед собой, господин Голден.
– Ведьму осматривали за ширмой, она могла его околдовать! Пусть проведут еще один осмотр!
Раздавались голоса из залы.
– Какая разница, сколько осмотров проведут! Она – Блэр, и она – ведьма. На костер ее!
– Пусть вынесут нам окровавленную простынь, и мы поверим.
– Да, пусть ее отымеют и покажут нам кровь! Как их солдаты насиловали наших женщин и детей! Пусть ее отымеют на глазах у всех! Потаскуху! Шлюху!
Снова застучал молоток… Но я слышала их как сквозь туман. Я проваливалась в свое непонимание, в свой какой-то дикий и абстрактный мир отрицания. Девственница? Я? Но как? Или… или это тело не мое, или… как все это понимать? Может, я попала куда-то в мир, где еще не знала Мишу.
– Я призываю вас к порядку. У нас нет ни малейшего повода сомневаться в словах мистера Джейкобса. Он – добропорядочный христианин и обследовал далеко не одного преступника и преступницу, а также принимал роды у знатных леди.
Меня отвязали от стола и потащили обратно в залу, прикрыться я уже не могла, так как мне связали руки впереди и толкнули в середину помещения. Я осмотрелась по сторонам на эти лица, полные ненависти, скривлённые в какой-то звериной злобе, и поняла, что пощады ждать здесь не от кого.
– Ну и что, что она девственница, – снова раздался чей-то голос, – это не меняет ее происхождения! Она – дочь Блэра! Пусть сдохнет вместе с ним!
– Давайте дадим последнее слово госпоже Блэр. Пусть она сама расскажет нам, как купалась в крови младенцев.
Тяжело дыша, я подняла взгляд на самого Ламберта.
– Голос ведьмы опасен! Голос ведьмы может приворожить и лишить разума!
Завопил священник и выскочил вперед, тыкая в меня крестом. Он, видно, думал, что я на него зашиплю или начну дымиться. Еще б чесноком меня обложил и набрызгал святой водой. А, нет. Они же считают меня ведьмой, а не вампиром. Хотя какая мне разница. Они здесь все ненормальные. Они все здесь звери. От людей у них только внешность… Нет, не звери. Это слишком лестно для бешеной толпы овец.
– Всех не заколдует, – ухмыльнулся Ламберт, – вытащите кляп. Пусть отвечает на вопросы.
Смотрит на меня, и я ощущаю все ту же дрожь и это дикое биение сердца с сумасшедшим желанием броситься к нему и... и что? И ничего. Он или играет роль для этой публики, или… это не он. Один из стражников выдернул тряпку у меня изо рта, и я инстинктивно вытерлась о связанные запястья. Подняла голову и встретилась взглядом с герцогом. Дымчатые глаза потемнели на несколько тонов, и дернулись сжатые скулы. Что-то все же неуловимо было в нем другим или я забыла, какими они могут быть, эти невероятные глаза с бархатом ресниц и поволокой, от которой по телу пробегает волна дрожи и замирает сердце.
Гладит пса между ушей и ухмыляется уголком чувственного рта. Нет, он не боится ведьм, не боится всего того, чего боится эта толпа. Он получает удовольствие от происходящего. Его забавляет их ужас, его забавляю я, в виде жертвы. Ему нравится все, что здесь происходит. Ничего подобного я в Михаиле раньше не замечала.
– Какая наощупь кровь младенцев, Элизабет? Теплая? Горячая? А может, холодная? Или ее для вас нагревали?