Поговори со мной - стр. 3
В доме Ляли мне нравилось всё – уклад, немного похожий на тот, которого я сама не так давно лишилась, приветливые, всегда ровные отношения между членами семьи, уютная мама, не разрывающаяся между детьми и работой, и, конечно, папа, большой, добрый, всегда готовый принять участие в наших с Лялей играх. Как-то, в праздничный день наверное, он вышел на улицу в парадном кителе с орденами и медалями, и тогда мне показалось, что это мой папа. Правда, у моего отца – лётчика-испытателя, парадным был белый китель, тоже со всеми наградами и знаками отличия, на прогулках он всегда крепко держал меня за руку, и я гордо вышагивала рядом, но так было раньше. Теперь чужой папа держал за руку свою дочку, а мне оставалось только любоваться этой замечательной парой. Я и любовалась, но при этом завидовала. Да, завидовала моей любимой подружке Ляле, у неё было то, чего у меня не было. Знала, что завидовать – плохо, но ничего не могла с собой поделать.
Детское сердце открыто для любви и закрыто для ненависти, но в нём может поселиться зависть, и тогда оно разрывается от боли. Ляля ни о чём не догадывалась, а я старалась изо всех сил подавлять в себе это недостойное чувство, стала реже бывать у неё и чаще вызывала к себе поиграть с нашими дворовыми ребятами в штандер, казаки-разбойники или в «разрывные цепи».
Потом наступило лето, и всё подрастающее поколение нашей большой родни, сопровождаемое бабками-няньками, вывезли в Подмосковье на очередную съёмную дачу, где была своя, не похожая на городскую, дачная жизнь, продолжающаяся до сентября. А когда начался новый учебный год и я уже подумывала наведаться к Ляле, нас навестила её бабушка и сообщила, что сын получил назначение в военный гарнизон, расположенный на территории Германской Демократической Республики, и с женой и детьми отбыл туда на пять лет, но следующее лето, Бог даст, Ляля проведёт с ней, и вот уж тогда обе Ляли-Ольги наговорятся, нагуляются и наиграются… Значит, придётся ждать целый год, чтобы встретиться…
В нашей семье произошли изменения – сестра, как и предполагали, вышла замуж и переехала к мужу, живая очередь, состоящая из временных нянек, иссякла – брат подрос, его определили в младшую группу детского садика, с хозяйством справлялась бабушка, я – всегда на подхвате. Ушла излишняя суета, но в доме по-прежнему скучать не приходилось, кто-нибудь да гостил с утра до вечера, а там и с вечера до утра. Я занялась танцами и всерьёз подумывала о поступлении в балетную школу при Большом театре, а пока отплясывала «Чешскую польку» в составе детского школьного ансамбля на сценах заводских клубов и районных Домов культуры, куда нас привозили на специальном автобусе вместе с настоящими артистами. Всё больше я получала положительных эмоций от той жизни, которая у меня была в настоящий момент в середине пятидесятых годов двадцатого века. Сожалеть о старом не было времени, а задумываться о будущем я ещё не умела.
Будущее моё сводилось к предстоящей встрече с Лялей, и я после майских праздников отправилась в знакомый, почти родной дом. Ничего не изменилось – та же калитка, та же щеколда, посыпанная песком дорожка, ведущая к ступенькам крылечка, крашенная белилами дверь. Меня вдруг охватило волнение. Постучать или потянуть за ручку? Я выбрала второе. Внутри было темно, тихо и жутко. Возникло желание убежать, но всё же я заставила себя пойти на свет, проникающий из полуоткрытой двери комнаты. За столом на стуле, подперев голову руками, спиной ко мне сидела бабушка. Не изменив позы, она спросила: «Кто здесь?» Неожиданно громко для себя, я сказала: «Это я, Ляля!» Бабушка вздрогнула, резко поднялась и сделала шаг навстречу: «Здравствуй, Лялечка! Как ты выросла. Спасибо, что зашла… Тебе не надо приходить сюда больше, наша Ляля умерла».