Подруга дочери. Запретное исцеление - стр. 4
Солнце щедро заливает пыльные улицы Солнечного. Кажется, здесь оно ярче, настойчивее, чем в столице. Я стою на крыльце бабушкиного дома, впитывая знакомый запах сирени, смешанный с пылью асфальта и далёким дымком. Дом такой же – чуть покосившийся, но уютный, с резными наличниками, которые дед когда-то вырезал своими руками.
– Верунька, родная! Заходи же, чего замерла? – голос бабушки, тёплый и чуть хрипловатый, вырывает меня из оцепенения. Обнимаю её крепко, вдыхая аромат ванили и чего-то бесконечно родного.
Первый курс позади. Буря экзаменов, суетливые однокурсники, шумный, вечно спешащий куда-то город. А здесь… Здесь время течёт медленнее, гуще. И здесь живёт моя боль.
Правый висок. Я машинально касаюсь его кончиками пальцев. Под подушечками – неровная линия, холодная и чуть впалая. Шрам. Мой постоянный спутник. Моя вина, выжженная на лице. Пять лет. Прошло пять лет, а я всё так же ловлю на себе взгляды, сначала любопытные, потом – быстренько отведённые в сторону. “Блондинка со шрамом” – вот моё негласное прозвище в университете. Я научилась прикрывать его волосами, делать вид, что не замечаю. Но внутри – всё тот же ужас, всё то же чувство, что я украла чью-то жизнь.
Маша… Её смех, её каштановые косы, её бесстрашие. Мы были неразлучны. До того дня. До того поворота. До её безумного, неправильного, искажённого ужасом крика: “Вера, осторожно!” – и сильного толчка в спину. Я упала на обочину, усыпанную битым стеклом и гравием. А она… Она осталась на дороге. Глухой удар. Тишина. Потом – крики, сирены, кровь. Так много крови. Мои ушибы и этот шрам – ничто по сравнению с тем, что случилось с ней. С её родителями.
В университете я часто вижу её глазами других – тех, кто не стесняется задавать вопросы. Глазами тех, кому я рассказываю свою историю. Они смотрят на меня с сочувствием, смешанным с недоумением. Как будто не могут понять, почему я жива, а она нет. Почему я хожу на лекции, смеюсь с однокурсниками, влюбляюсь, а она лежит в сырой земле. Почему она поступила так. Почему выбрала спасти меня, а не себя. Признаться, эти вопросы постоянно звучат в моей голове. И я не могу найти ответа.
Иногда мне кажется, что я слышу её голос в шуме студенческой столовой, вижу её силуэт в толпе на перекрёстке. Она всегда была яркой – как солнечный зайчик, как вспышка молнии. А я… Я была просто тенью рядом с ней. Она была заводилой, весёлой и красивой подружкой, а я просто следовала за ней.
Бабушка накрывает на стол, щебетом рассказывая о соседях, о своём огороде. Я киваю, улыбаюсь, но мысли мои уже там – на старом кладбище за рекой. Туда я должна пойти в первую очередь. Это долг. Неоплатный долг выжившего.
Каждый раз, возвращаясь сюда, я заново переживаю тот день. Как мы шли по той дороге, смеясь над какой-то глупостью. Как она всегда шла слева от меня – её любимое место. Как она первой заметила машину, вылетевшую из-за поворота. Как она оттолкнула меня, спасая мою жизнь ценой своей… Падение. Острые камни, впивающиеся в тело. Битые стёкла, царапающие кожу. Покорёженный металл отбойника, рассекающий лицо. Удар. Резкую боль в правом виске. Шок, полную потерю координации и чувства реальности. Глухой удар. Оглушающую тишину. Холод, рвущийся изнутри. Крики. Мои крики, когда я смогла пошевельнуться, когда заставила непослушное тело повернуться, когда увидела лежащее навзничь, переломанное тело Маши, неестественное, неправильное, невозможное.