Подонок - стр. 32
Вначале от осознания собственного ничтожества, потому что по ночам пачкает простыни спермой, мечтая о невесте брата, потом больно осознавать, что с ним никогда, бл*дь, не будет.
И не какое– то там пустое «никогда», а самое настоящее. Которое высекают на надгробных камнях, чтоб тысячелетиями не стиралось. Смертельное никогда.
Больно от того, что, когда Богдану рога ставила… как будто им обоим изменила, обоих вываляла в грязи, обоих уничтожила. Смотрел, как брат после ее предательства разлагается, и сам разлагался вместе с ним. Тот от наркоты, а Демьян на сухую. Без дури, без пойла. В трезвую. Так, что мозги скрипели от ярости.
Вспоминал ее в свадебном платье такую красивую, что от одного взгляда сдохнуть хотелось, и выл от бессилия. Там, в ЗАГСе, когда подпись свою ставила на бумаге, запнулась, рука дрогнула в белой перчатке, и на него посмотрела. Какая– то надежда… какая– то сраная, тупая надежда промелькнула в голове, а вдруг сейчас, как в дурацких сериалах, которые мачеха смотрит на кухне, бросит ручку и подбежит к нему, к Демьяну. Он ее за руку, и на мот вскочат оба. Она фату сдерет с головы, и они помчатся куда глаза глядят вместе. Потом он сдернет невесту с мота, расстелет свою косуху и грязно трахнет на ней беглянку. Так грязно, что их обоих от этой грязи уносить будет.
Но она подписала и робко посмотрела на Богдана. Потом тот ее смачно целовал. Засосал своими толстыми губами, сожрал ее рот ими. Вызывая приступ тошноты у Демона. Все орали «горько». А он эту горечь в туалете вышибал кулаками о кафель. Так вышибал, что сбил до костей, даже мясо стерлось.
– Что с руками? – дернула за рукав, увидев, как он постоянно руки в карманах держит. А его от ее прикосновения подшвырнуло. Пусть не трогает. Не смеет к нему прикасаться, иначе он за себя не отвечает.
– Тебе какое дело?
– Покажи.
– К мужу иди, с ним нянькайся.
– Покажи руки, Дём!
– Отвали!
А она все равно в запястье вцепилась и из кармана выдернула, вскрикнула, когда залитые кровью пальцы увидела.
– Что это? Ты что? Откуда это, Дём? С кем подрался?
Сам с собой. За нее. Из себя пытался всю дурь выбить, и не получилось. Стоит теперь и смотрит, как она пальчиками своими держит его запястье, и какая– то часть него трясется от счастья.
– Не важно.
– Идем, я обработаю хотя бы перекисью.
– Я сказал, отвали!
– Не отвалю! – и нагло в глаза смотрит. – Идем, я сказала. Иначе отца твоего позову или мачеху.
Затащила его на кухню, быстро порылась в аптечке. Тонкая, стройная в этом платье, с локонами блестящих светлых волос, которые колышутся и скользят по голой спине. Воздушная, прозрачная, недосягаемая.
– Так. Вот йод. Перекиси нет. Ваты тоже нет. Она, может, есть где– то в доме, но я не знаю где. Так что залью йодом, ладно?
Он не ответил, отвел взгляд к окну, чтоб не смотреть на ее декольте, где виднелись зажатые корсетом полушария упругой груди. Подумал о том, что если бы увидел ее голой, то обкончался бы раз десять подряд. А Бодя….Бодя сегодня ее трахать будет, лапать эту грудь, всовывать в ее тело свой член. Брачная ночь же… мать его.
Налила йод на бинт, приложила к ранам и изо всех сил дует.
– Щиплет, да? Потерпи. Сейчас пройдет.
Ее пальцы испачкались, несколько капель йода попали на белоснежный подол. Издалека смотрятся, как кровь, и в голове у Демона мелькают картинки, как он Бодю при ней прикончит. И самому адски страшно от этих мыслей.