Подглядывающая - стр. 67
Он возвращается из спальни с фланелевой рубашкой в клетку и пледом, протягивает их мне. Когда я беру вещи, мы соприкасаемся друг с другом взглядами и кончиками пальцев, и от этих прикосновений в солнечном сплетении просыпается волнение.
— Я в душ. Ты со мной? — спрашивает Эй так запросто, что становится понятно: ответ он и так знает.
Но на всякий случай качаю головой.
Слушая, как льется вода в ванной, я брожу по обезличенным комнатам — по всем, кроме одной. Как и в прошлый раз, она заперта. Давлю на дверную ручку сильнее — а вдруг? — но дверь не поддается. Шум воды в душе обрывается.
Эй выходит из ванной лишь в махровом полотенце, обвязанном вокруг бедер. Вторым вытирает мокрые, взъерошенные волосы. Кроме эффектного появления, Эй не делает намеков ни словом, ни движением, ни взглядом. Мне хочется улыбаться.
Он уходит на кухню и возвращается со стаканом, на треть наполненным виски. Легкое движение руки — кубики льда ударяются о стекло — нет, не будешь? Не отвечаю, что равнозначно согласию. Наше взаимопонимание в эти минуты настолько полное, что общение превращается в увлекательную игру.
Поставив стакан на пол, Эй присаживается на корточки у камина, разжигает огонь. Я устраиваюсь напротив, в кресле, на спинке которого развешана одежда. Кутаюсь в плед.
Сейчас, когда Эй не видит меня, очень сложно оторвать взгляд от его широких, рельефных плеч, и вскоре я перестаю даже пытаться. В одежде Эй кажется тоньше, худее, а без одежды будто увеличивается в размерах.
Мои ладони помнят, какие на ощупь его плечи.
Откидываю плед и медленно подхожу к Эю. Останавливаюсь у него за спиной. Он замирает, не донеся полено до огня. Присаживаюсь на корточки, почти касаясь Эя. Наверняка он чувствует обнаженной спиной мое тепло. Протягиваю руку — и беру стакан с виски. Пригубливаю — горько, почти гадко. Второй глоток проскальзывает в меня спокойней. Поднимаюсь.
Эй бросает-таки полено в огонь. Поворачивается ко мне лицом. Его глаза оказываются на уровне края моей рубашки. Медленно перетекая по мне взглядом, Эй поднимает голову.
— Эм… — внезапно охрипшим голосом говорит он. Поднимается, берет стакан у меня из рук и делает большой глоток. — Давай я приготовлю тебе глинтвейн.
Молчу, ведь сегодня мы понимаем друг друга без слов. И то, что я не хочу глинтвейн, и то, что его надо готовить — дать нам обоим время и пространство для мыслей.
Я беззвучно следую за Эем по гладким прохладным доскам. Он ставит кастрюлю на медленный огонь, по-прежнему предпочитая стоять ко мне спиной. Я присаживаюсь на край стола.
Эй откупоривает бутылку красного вина. В тишине отчетливо слышен каждый звук: как он обрезает пленку, вкручивает штопор в пробку. Легкий хлопок.
Эй прочищает горло.
Выливает вино в кастрюлю.
Как же тихо!
Я стою не шевелясь, даже дышу как можно спокойнее.
Эй опирается ладонями о плиту. На какое-то время, кажется, он забывает о глинтвейне. Потом достает из холодильника апельсин и чистит его. Кухня мгновенно наполняется свежим запахом цитруса. Эй забрасывает дольки в кастрюлю. Добавляет горошины душистого перца и щепотку мускатного ореха.
— Чего ты боишься, девочка? — не оборачиваясь, спрашивает Эй, затем отрезает ножницами уголок пакета с гвоздикой, добавляет специи в вино, помешивает его большой деревянной ложкой.