Подглядывающая - стр. 62
Эй замолкает, выдыхает дым и сквозь его завесу смотрит на меня. Я взгляда не отвожу. Только что Эй хочет во мне увидеть? Какой реакции ждет? Да, меня увлекла история, не спорю. Именно поэтому я все еще здесь.
— Так вот, вернемся к тому моменту, когда отец отобрал у меня фотоаппарат. Когда твоему сыну исполнится четырнадцать...
Я не даю ему окончить фразу:
— У м-меня н-не будет д-детей.
— Почему же? Проблемы с речью не мешают детородной функции.
Вот он, мой Эй, вернулся! А то мне уже было не по себе от его пронизывающих взглядов.
— Д-дети н-не для м-меня, — выдыхаю, наконец, окончив фразу.
Эй поджимает губы. Сигарета в его пальцах рисует завиток в темноте.
— Как скажешь, Эм. Но когда твоему сыну исполнится четырнадцать, не становись у него на пути, что бы он ни задумал. Просто будь рядом. Потому что мне чертовски нужен был фотоаппарат, чтобы приблизиться к Ренате. И я готов был пойти ради этого на что угодно.
Знаешь, сколько есть возможностей заработать деньги у подростков, настроенных так, как тогда был настроен я? Масса. На каждом шагу. Просто ни родители, ни дети не знают об этом, пока они в одной связке, пока их отношения не дадут трещину.
Я нашел тех, кто согласился помочь. И делал все, что они говорили. Воровал, попрошайничал, торговал из-под полы. Воровать у меня получалось ловко, прямо из карманов тащил, из сумок в автобусах — все сходило с рук. Пару раз, да, чуть не попался, но, похоже, у кого-то свыше были на меня планы.
Через полгода я купил фотоаппарат и вернулся в лабораторию.
После всего, что мне довелось пережить на улице, я казался себе настоящим мужчиной. Теперь я запросто смотрел Ренате в глаза. У меня не дрожали руки, когда я передавал ей фотобумагу. Я и в самом деле подрос за это время: вытянулся, раздался в плечах. В тренажерку ходил. В той среде, где я рос, приходилось быть сильным — во всех смыслах этого слова.
Я горел, я кипел, я был готов на все, хотя толком не осознавал, ради чего все это. Что было моей целью, моей вершиной? Ее внимание? Признание таланта? Может, ее поцелуй и все, что за этим последует? Не знаю, Эм. Я даже сейчас не могу понять себя того, пятнадцатилетнего. Я просто хотел — до крика, до сбитых о стену костяшек пальцев. Хотел всего сразу и ничего конкретного. Тебе знакомо это чувство, Эм? Нет? Наверное, это чисто мужское, мальчишеское. Бессмысленное и упрямое. Единственной четкой картинкой в этом хаосе желаний был образ Ренаты.
Я хорош в фотографии, но не талантлив, фотографический бог меня в детстве не целовал. Я мог заинтересовать Ренату своими снимками, но не восхитить. Так что просто вился вокруг нее. На таран идти не хотел, не такая она была. Да и я тоже. Хотел, чтобы сама обратила на меня внимание, чтобы я вроде как был ни при чем. Но как это сделать? Я думал-думал и наконец придумал. Я организовал пленэр. Мне тогда только шестнадцать стукнуло.
«Там такие рассветы! Такие закаты! Такая водная гладь», — взахлеб декламировал я, хотя сам об этом месте знал только понаслышке. Юрий Викентьевич поддержал идею. Рената тоже. Остальные поехать не захотели — некоторых для этого пришлось припугнуть, некоторым — заплатить. Да, криминальная школа жизни не прошла даром.
И вот мы отправились в домик на озере.
Как ехали в одном плацкартном вагоне — это отдельная история. В таком крохотном замкнутом пространстве, постоянно друг у друга на виду. Мое сердцебиение было таким быстрым и неровным, что иногда совпадало с пунктирным звуком перестука колес. Затем — попутка. И вот мы у озера.