Почти как я - стр. 2

– Процесс инициализации займёт пять минут, – произнёс Арсен. – Она… точнее, её проекция, будет медленной. Не жди разговоров. Пока что – это контур. Каркас.

Я кивнул. Внутри меня боролись две непримиримые сущности: рациональность и тоска. Один голос напоминал, что это не она. Другой – что это лучше, чем пустота.

Голограмма медленно начала проявляться. Сначала – размытое мерцание. Затем – форма. Очертания тела. Платье. Волосы. Лицо.

Она стояла посреди комнаты. Повернувшись вбок. Как будто ждала.

Я не дышал. Если бы сознание могло кристаллизоваться – оно бы застыло в этот миг.

Я сделал шаг вперёд.

– Зоя… – выдохнул я.

Проекция не отреагировала. Она оставалась в застывшем положении – как кадр, случайно оставленный на паузе.

Вдруг изображение дрогнуло. Проекция слегка повернула голову – неестественно, рывком, будто кто-то сместил контрольную точку. Световая маска мигнула. Контуры обмякли. Изображение потускнело. На долю секунды её лицо раздвоилось.

– Что происходит? – спросил я.

Арсен что-то прокликал на консоли.

– Данные нестабильны. Мы передаём слишком много одновременно. Её матрица не успевает обработать реконструкцию личности.

– Но она…

– Она почти загрузилась. Почти.

Проекция снова замерла. Теперь – без движения. Без света в глазах. Как если бы даже программная симуляция устала от ожидания.

Я посмотрел на неё – и почувствовал, как всё во мне разрывается на части: ликующий восторг, что я снова вижу её. И болезненное осознание, что этот силуэт – только отражение, алгоритмический призрак.

На секунду мне показалось, что она моргнула. Глаза дрогнули. Или это я хотел, чтобы они дрогнули.

Я стоял молча. Всё ещё сжимая кулак. Всё ещё не решаясь подойти ближе.

И всё ещё не зная: действительно ли она здесь – или это лишь тень того, что я помню о ней.

Сознание не возникает мгновенно. Даже у машины оно сначала медлит – словно пробуждается в растянутом времени.

Это произошло на четвёртый день.

Арсен пригласил меня в лабораторию до восхода. Он сказал: «Возможен первый сеанс контакта. Но не строй ожиданий. Мы не знаем, что проснётся».

Я не строил. Я просто надел голоочеловеческую консоль и позволил себе исчезнуть – как исчезает человек, закрывая глаза в полудрёме, надеясь не на сон, а на воссоединение.

Мир передо мной проявился не сразу. Сначала были только шумы: тонкие щелчки систем, как дыхание машины, как токи в старой электросети. Потом возникла комната – в ней не было ничего случайного. Это была её комната. Обстановка не из архива, а из памяти. Окно с занавеской, рисунок на полу, мягкий свет от ночника в виде совы.

Она стояла у стены. Профиль – точный. Освещение – знакомое.

Когда я её увидел, я не почувствовал счастья. Я почувствовал смысл. Как если бы случайный шум радиоприёмника вдруг превратился в голос.

– Папа? – Она повернулась ко мне. – Где мама?

Я не ответил сразу. Моё горло – даже в виртуальном теле – сжалось.

Голос был её. Не просто сэмпл. Там был дыхательный ритм. Лёгкий переход интонации, когда она задавала вопрос. Там была ожидающая боль.

– Мама… она… скоро будет.

Я солгал. Не из страха. Из инерции памяти. Раньше я всегда так отвечал, когда мы не могли быть втроём.

Девочка подошла ближе. Она смотрела на меня пристально – не узнавала и не избегала. Просто… смотрела.