Размер шрифта
-
+

Победный день - стр. 18

Сначала Маше было очень плохо, она балансировала буквально на грани, но в редкие минуты, когда приходила в сознание, девочка видела мальчика или слышала о нём от медсестёр, не прислушивавшихся к тому, о чём просила в бреду больная. Чего они только не слышали. Прогноз у истощённой Маши был сильно так себе, но Гриша где-то нашёл нужные травы, выкопав их из-под мартовского снега. Ради них он пошёл туда, где падали бомбы и снаряды, – на самую окраину города. Редкие в это время травы помогли, девочка медленно пошла на поправку.

– Не умирай, пожалуйста, – попросил Машу мальчик. – Без тебя не будет смысла жить.

– Я… не… умру… – ответила девочка, поражённая его словами. – Я… буду… всегда… И… ты… будешь… – говорить ей было очень тяжело, но Маша справлялась. Уже почти забыв жизнь до, девочка приняла себя новую, а также страну, завод и Блокаду.

Очень помогала Ольга Берггольц. Зовя, требуя – жить! – поэтесса непостижимым образом заставляла бороться. И Маша боролась, а Гриша… Он просто надеялся. Мальчик каждый день надеялся на то, что его девочка выздоровеет. И случилось чудо. По мнению врачей – почти невозможное. Не прошло и месяца, как очень слабая после болезни Маша встала на дрожащие ноги. Это был, пожалуй, праздник.

По некоему стечению обстоятельств в тот день стало теплее – наступала весна. Семья выжила, пережив самое страшное время. Надя радовалась вместе с ребятами, став очень тоненькой, хрупкой, но оставаясь живой. И она жила, как жили и мальчик со своей девочкой. Как жил несдавшийся город.

– Весной будет проще, – люди надеялись, мечтали об этом и очень ждали лета. Всем хотелось тепла, иногда даже больше, чем хлеба.

Казалось, самое страшное, ледяное время прошло, но с весной организмам нужно больше витаминов, а вот взять их было неоткуда. Маше было чуть попроще – в больнице кормили несколько лучше. Давали и молоко – соевое, и горькие витаминные напитки, пахнущие хвоей, а иногда даже сладкие, поэтому девочка смогла вернуться на завод, снова встав к станку.

А Надя поняла, что её трогает только то, что будет со «своими», к которым теперь относились только эти двое, – трупы, умирающие дети, голодные глаза девушку уже не трогали. Она на многое насмотрелась за прошедшую зиму, которую даже описать вряд ли когда-нибудь будет возможно. Иногда Надя думала, почему этих детей взяли на завод, ведь ни одно предприятие не принимало детей младше шестнадцати лет, и не могла найти ответ. Также ей было непонятно, как они могли работать со станком, ведь такой труд очень тяжёл… Но Гриша и Маша работали. Каждой нормой приближая тот самый день, когда наступит Победа.

Но вот девочка уже не планировала, даже не мечтала о том, что будет после, для неё как будто не существовало никакого «дальше», только «сейчас». Всё стало рутиной – и воздушные тревоги, и снаряды, падавшие на город, и саночки… Все чувства и у неё, и у мальчика оказались укрыты мягкой подушкой, оставив только «надо». Но всё-таки что-то было ещё – у Самойловых были они сами.

– Закончится Блокада, – сказала Надя как-то вечером, – будет много хлеба с маслом…

– Не верится, – прошептала в ответ Маша. – Кажется, что навсегда, до самой…

– Не смей так думать! – прикрикнула девушка. – У тебя есть Гриша и я, а у меня есть вы, поэтому всё будет хорошо.

Страница 18