Победный день - стр. 10
Спрятав в карман карточки и хлеб, контролируя его, Гриша двинулся в обратный путь, цепко держа за руку смотревшую круглыми глазами Машу. Он и сам удивлялся, но понимал, что себя выдавать нельзя, ведь, кроме всего прочего, в Советском Союзе того времени было энкаведе, про которое в их времени рассказывали всякие ужасы. А ну как кто-то поймёт, что карточки принадлежат не им?
Именно поэтому мальчик старался ничем не показать своё удивление, спокойно двигаясь к «их» дому. Идти предстояло долго, но отщипнувший кусочек хлеба от выданной им порции, Гриша протянул его сразу же повеселевшей девочке. До дома они не дошли – не было никакого дома, лишь дымящиеся руины. Что теперь делать, мальчик не знал, в первый момент растерявшись. Стоило однако Маше всхлипнуть, и Гриша взял себя в руки. Повернув девочку к себе, он взглянул ей в глаза и твёрдо произнёс:
– Всё будет хорошо!
– Я тебе верю, – ответила ему Машка. – Но что теперь?
– Теперь присядем, съедим чуть-чуть хлеба, – озвучил план мальчик. – И будем искать другой дом.
– Как скажешь, – согласно кивнула девочка.
Таких квартир, как первая, Маше и Грише больше не попадалось, но следующее место обитания они нашли довольно быстро. Брошенных квартир, зачастую «как есть», было достаточно. Не прошло и получаса, как они нашли очередной дом, в котором всё оказалось оставлено так, как будто хозяева готовы вернуться прямо сейчас, но, разумеется, никто не вернулся.
Потянулись дни. У них были карточки, значит, был и хлеб. Маша первое время находилась в перманентной истерике, но потом, конечно, начала привыкать. Человек ко всему привыкает… Вскоре выпал снег. Каждый день теперь начинался с того, что нужно принести хлеба и воды, потому что водопровод почему-то перестал работать. Ну и кипяток приходилось уже приносить. Хорошо хоть бидон для него нашёлся. Помыться уже было нечем, но этот факт обоих почему-то больше не беспокоил.
На улице стало холоднее, в очередях начались разные разговоры. От «город сдадут» до слухов о каннибалах. То, что город абсолютно точно не сдадут, Гриша знал, но вот что касается второй новости – удивился. Таких подробностей о Блокадном городе он не помнил. А ещё помогало Ленинградское радио. То злой, то уставший голос Ольги Берггольц заставлял жить и бороться. Жить, несмотря ни на что.
– Хотите конфетку, детки? – какой-то мужчина напугал обоих чуть ли не до мокрых штанов.
Он был действительно страшным, и теперь то, о чём говорили в очереди, просто прозвучало в ушах мальчика, с силой оттолкнувшего этого человека. Утащив за собой доверчиво потянувшуюся к сладости Машу, Гриша ещё несколько часов не мог прийти в себя, пытаясь отдышаться.
– Гриша! Гриша! Зачем мы убежали, это же конфета! – возмутилась девочка.
Она как будто потеряла часть своих знаний, оказавшись в настолько незнакомой обстановке. Да и голод… Привычный к недокормленности Гриша отдавал большую часть добытого хлеба девочке, но и его не хватало – голод всё чаще прихватывал живот, отдаваясь в нём тянущей болью. Маша была на что угодно уже согласна ради кусочка хлеба, но Гриша как-то находил в себе силы подбодрить её.
– Это плохой человек. Вдруг конфета была с ядом, или же он хотел нас съесть… Или… – мальчик прошептал на ухо бледной Маше свою догадку, заставив девочку всхлипнуть. – Сама подумай: вокруг нет даже хлеба, а у него конфеты!