По дорогам Империи - стр. 71
– Полундра, – шёпотом произнёс Калин, – ко мне, Полкан!
Мрякул резко сложил крылья на спине, юркнул к ногам мальчика и, развернувшись носом к перепуганной старухе, снова зашипел, показывая свой кусательный набор.
– Ничего себе, отозвался! Ну, и быть тебе Полкашей, – улыбнулся мальчик, радуясь, что наконец-то удалось дать мрякулу достойную кличку.
Старушка, приходя в себя и успокаиваясь, подала голос:
– Откуда эта тварь тут взялась? Выкинь её сейчас же! Выкинь, кому говорю!
Мальчик сел, потянулся и, сладко зевнув, ответил:
– Угу, уже, ток шнурки вот ща поглажу. Не бойся, бабка, не тронет он тебя, это мой мрякул. Из дома прилетел. Ты лучше скажи, сколько нам ещё топать? Четвёртый день в пути уже. Сколько ещё? Может, нет вовсе никакого воина, и лучше вернуться домой?
Старушка с опаской поглядывала на Полкана, который уселся между мешком с мясом и мальчиком, внимательно следил за каждым движением Взоры и, стоило ей только потянутся к еде, тут же вновь встал в боевую позу. Калин хихикнул и, погладив мрякула, сказал бабке, что теперь у припасов есть сторож, и без его разрешения ни один кусочек не пропадёт.
Бабка шутки не поняла и вполне серьёзно осерчала.
– Ты мне тут ещё покомандуй, сопля зелёная! – злобно проскрипела она в ответ, палкой подтягивая к себе мешок с едой. – От-то тебя я ещё спрашивать должна, когда мне есть и сколько. А ну, убери его сейчас же отседа, иначе как возьму лозину да как угощу обоих, али посохом вот этим по горбу оглажу, – ворчала она, угрожающе тряся своей палкой в воздухе.
Калин обиженно фыркнул, подхватил мрякула на руки и вышел из укрытия. Бабка всё ещё продолжала сердито ворчать в спину ребёнка бранные слова и угрозы.
Полазав немного по скалистым глыбам, мальчик не нашёл ничего достойного внимания или съестного и в конце концов, вернулся к месту стоянки, уселся у входа в расщелину и, опершись спиной о камень, грустно разглядывал унылый пейзаж. Полкаша давно уже вывернулся из рук и улетел по своим мрякулиным делам. А из временного жилища аппетитно потянуло запахами готовящейся еды. Желудок свело от голода, рот наполнился слюной.
– Ну, иди, иди, охальник, не серчаю я более, – раздалось из недр пещеры. – Похлёбка стынет. Ток ты зверя своего там оставь, уж больно злобный он у тебя.
Дважды уговаривать мальчика не пришлось. Ноги сами внесли его растущий и очень голодный организм в созданное природой помещение и усадили у ароматно парящей миски.
Подчерпнув в очередной раз густой бульон, заправленный толчёной крупой, похожей на привычную по детскому дому сечку, мальчишка дул на ложку и, обжигая губы и язык, нетерпеливо совал её в рот. Еда исчезала просто на глазах несмотря на то, что была ещё довольно горячей. Бабулька ела медленно и, поглядывая на ребёнка, украдкой улыбалась.
– Ты, дитятко, не серчай на старую, я с горяча за лозину-то взялась. Но вот за мрякулом своим следи, шибко вороваты они. А куды, кстати, этот супостат ушастый подевалси?
Калин с набитым ртом просто пожал плечами – мол, понятия не имею.
– Мы сейчас поедим и отправимся в путь, если зверюга твоя к тому времени не вернётся, то пусть не обижается, что похлёбки ей не досталось.
Проглотив горячую еду, Калин спросил:
– Долго идти нам ещё, Взора? Что там тебе Боги говорят? И говорят ли вообще хоть чего-то?