По дорогам Империи - стр. 54
Мальчик задумался, чего бы такого исполнить, чтобы без «чудных слов» было, понятное местному населению, да чтобы текст песни помнился до конца, а то кусочков-то он знал много, а вот чтобы полностью… Припомнив ночные посиделки у костра со своими наставниками, Калин спел односельчанам: «Я свободен» из репертуара Кипелова, «Невесту полоза» из фильма «Он – дракон». Очень ему этот фильм понравился, и даже песнь заучил наизусть – пел её уже не раз. Потом вспомнил «Небо славян» и несколько потешных частушек. Почти охрип и хотел уже отдать тембал обратно Яру, но люд заволновался, начали упрашивать спеть ещё, ну хоть одну. Мальчик с надеждой в глазах посмотрел на деда.
– Спой, внучек, уважь старших. Крайнюю…
Обречённо вздохнув, Калин попросил попить. Пока пил, пытался вспомнить ещё чего-нибудь такого, подходящего, негромкого, потому как голосовые связки уже ныли, в горле першило, и громко орать он просто был уже не в силах, да и хотелось закончить свой концерт эффектно, и не придумал он ничего лучшего, чем исполнить самую любимую песнь Лешего. Из той, прошлой жизни. Перенастроив инструмент на нужный лад, мальчик запел:
Я берёзовой корою оботру кровавый след.
Что со мною, что со мною – плачу я, а слёз и нет.
Зарыдает чёрный ворон надо мною в облаках.
Что со мню, что со мною – нету силушки в руках.
Я очнусь на поле боя, прикоснусь рукой к кресту.
Что со мною, что со мною – смертью веет за версту.
И я вспомню вечер боя, роковой тот взмах меча.
Что со мною, что со мною – переломлен, как свеча.
Небо тучи перекроют, обольют святой водой.
Милая, тебя я помню, любая, а что с тобой?
Что ж с тобой, коль силу вражью пропустил я сквозь себя?
Что ж с тобой и домом нашим, не испугано ль дитя?
Братец ворон, братец ворон, улетать ты не спеши.
Расскажи, что там с семьёю, только правду мне скажи.
И прокаркал мудрый ворон: – Богатырь, ты тихо спи,
Целы все, дитя спокойно, волноваться не спеши.
И заснул упрямый воин, перестал траву грести,
А могилой стало поле, небо – домом для души.
Мудрый ворон, мудрый ворон, в поле воина пожалел.
Не сказал: – Семью убили, погребальную лишь спел…
Песнь закончилась, и Калин услышал, какой бывает гробовая тишина, даже сивучи больше не трепыхались: обожравшись алкогольного корма, они или сдохли, или спали – кто их там разберёт, валяются себе в пыли, молчат.
Лют медленно поднялся со своего почётного места, подошёл к внуку, погладил по голове, приглаживая торчащие в разные стороны непослушные вихры, вынул из рук внука инструмент, вернул хозяину.
– Идём, внучек. Идём за стол… заслужил.
Утро было тяжёлым. Голова хоть и не болела, но пить хотелось ужасно. Брага – не водка, но Калин не помнил, как встал из-за стола, как попал домой. Наверное, отец или дед отнесли на руках да уложили в постель. Видимо, так оно и было, потому что лежал он в своей кровати, заботливо разутый и укрытый.
– Что, алкаш, проснулся? – услышал он насмешливый голос Дони.
– Фу-у, ну от тебя и разит, прям как от батьки, – посмеивалась сестрица, протягивая несчастному ковш с тёмной, пенящийся жидкостью. – Пей, пей, хвороба, это квас с травками лечебными. Батька его всегда после этого дела требует.
Выпив действительно животворящий напиток, Калин поинтересовался – где все? Чего это такая тишина в хате?
– Как где? – удивилась Доня. – А после гулянья раскордаш сам собою уберётся, что ли, по-твоему? Порядки в деревне наводят, естественно, столы с лавками разбирают, посуду да заборы починяют соседям.