Пленники раздора - стр. 46
Он резко выдохнул, но тут же хрипло рассмеялся.
– Вот ведь злобная девка!
– Я тебе… – Она так дёрнула его ошейник, что оборотень схватился за кожаную полоску, сдавившую горло. – Руки переломаю…
Ему явно было нечем дышать. Но он всё одно смеялся, сдавленно и сипло.
Лесана ослабила хватку.
– Я не хотел тебя пугать, – с искренним раскаянием сказал волколак. – Просто я только что перекинулся в зверя и обратно… Трудно уняться. Тем паче запах этот. Хорошо, что ты нашла ошейник. Боялся – не сдержусь. А тогда тот здоровый мужик уложил бы меня рядом с Беляном.
Лесана втолкнула пленника в каморку.
Как же он её злил!
А Лют между тем сбросил накидку и, как был нагой, упал животом на сенник.
– Это надо зашить, – сказала девушка, разглядывая налитые кровью рваные борозды на теле оборотня.
Он широко зевнул.
– К утру сами затянутся. На волках всё заживает быстрее, чем на собаках. Вот одёжу жаль. Бабка твоя злобная порты дала, и то всего облаяла, а уж теперь, чую, вовсе нагишом ходить придётся. Накидку-то хоть не забирай.
Обережница смотрела на него и всё недоумевала: зачем он её сгрёб? Знал ведь, что мало не покажется. И почему опять зубоскалит?
– Лют… – Она решила спросить напрямую. – Ты почто меня нюхал?
Он приоткрыл сверкнувший в темноте звериной зеленью глаз и ответил:
– В этих ваших наузах тяжко. Естество ведь не перекроишь, оно выхода требует. А тут ошейник сняли впервые за столько дней. Я даже перекинулся, хоть и было больно. Знаешь, каково это – стать зверем? Нюх и слух обостряются. Ты слышишь биение сердца всех, кто рядом, далёкие шаги… Очень много звуков! Чуешь сотни запахов. Ты знаешь, как пахли эти девушки? – Он закатил глаза и честно сказал: – Как же хотелось их съесть!
Это прозвучало нелепо. Он вёл себя как человек, рассуждал как человек и вдруг признался в том, что…
– Съесть?
– Да. Они так боялись! А запах страха… Он лишает рассудка. Было очень тяжело с собой совладать. Я даже обрадовался, когда Белян вылетел, потому что побеги он другим путём… Я бы рехнулся! Заклинания-то ваши держат. Получается: в собственном теле, как в клетке. А потом вы все примчались и… ты так пахла. Ты вообще очень вкусно пахнешь.
Она смотрела на него с отвращением.
– Ну и чего ты скривилась? – Оборотень усмехнулся. – Лучше, ежели б я наврал? Я такой, какой есть, Лесана. Глупо прикидываться человеком, ежели от человека в тебе лишь половина.
– Почему же ты их защитил? Почему не сожрал? – спросила она зло.
Лют усмехнулся и прикрыл глаза.
– А зачем? Кровосос осенённый был. От его крови толку больше. Ну и ещё я сыт. Будь голоден, разумеется, не удержался бы. Как тогда, когда ты кормила меня щами. Но я не голоден. Смог пересилить себя. Хотя это было крайне непросто. Собственное естество всё-таки самый жестокий противник. Жаль, конечно, что Белян умер.
– С чего ты взял, что он умер? – удивилась Лесана. – Ихтор с Рустой над ним хлопотали, значит, был жив…
– Умер, Лесана, умер. Я ему горло разорвал, – спокойно сказал волколак. – Тут уж, прости, не удержался. Надо было прикусить и не отпускать, пока вы не сбежитесь. Но запах этих девушек всю душу мне разбередил. Не могу сказать, что Белян мне нравился, однако убил я его не из ненависти. Просто я слишком долго был человеком, потому, когда наконец перекинулся в зверя, одурел. А всё из-за ваших наузов: они сил лишают, а потом те прибывают разом, и животное теснит человечье. Это противно. Ты не попросишь у той бабульки одёжу новую?