Письмо из прошлого - стр. 72
- Не обозлиться, говорю.
- А я и не злюсь и не собираюсь. К чему мне это? Я просто ненавижу свою жизнь и всех кто в ней еще остался. И вы уходите. К чему маячить на горизонте?
- Чего? – теперь уже родственница сдвинула брови к переносице.
- Уходя – уходи. Слышали такое?
Родственница на мгновение поджала губы, сказала, проигнорировав Машины слова.
- Через три дня тебя выписывают. Ко мне поедешь жить.
- Нет.
- Да. Я уже тебя оставляла одну и вот что вышло.
- Оставьте еще раз. Теперь я справлюсь. – Голос Маши прозвучал решительно, и старуха на минуту задумалась, а Маша снова отвернулась к окну. В стекле виднелось ее отражение. – Я не поеду к вам, и это больше не обсуждается. Я буду жить с Максимом.
- Не будешь.
- Буду!
Маша закрыла глаза, спорить нет сил. Голова закружилась, захотелось спать. Родственница что-то говорила, говорила, а Маша все думала – почему пришла она, а не он. Где он? Что думает он о ней теперь? После того, что она учудила. Дура. Она зажмурилась, захотелось плакать, а голос родственницы тем временем становился все тише и тише, и Маша улыбнулась, когда он совсем стих.
А проснувшись, она снова много думала. На душе тоскливо и тошно. Хочется плакать, но слезы – слабость, а она не желает быть слабой. И кто она теперь после того, что было? Дурочка? Шизофреник? И что думает о ней он?
- Пора, детка, пора. – Прошептала она в тишину. – Оставь все в прошлом.
Она вновь вдохнула, выдохнула. Повторила призыв, как молитву, закрыла глаза и обхватила голову руками. Если бы ее сейчас видел врач, о выписке не могло идти и речи. Но она здорова, она знает. И кажется боль в душе не такая сильная и терпкая, как прежде. Родители ушли – она почти смирилась. Но она не уйдет. Она станет сильной.
- Не ищи тропинок к прошлому, Маша. – Ее голос зазвенел в палате твердо и громко. – Не зови своей души надежду, не броди по памяти, их там больше не найти.
Она сжала пальцами край одеяла, так сильно, что костяшки пальцев побелели, продолжила, сквозь зубы:
- Не мучай себя, не рви и не выворачивай наизнанку душу. Не буди себя ночами, вспоминая голоса. Отпусти. Их больше нет, они вместе и им хорошо. Когда-нибудь вы встретитесь.
Всхлип вырвался из горла, она уткнулась лицом в одеяло, но не закончила себе говорить:
- Отпусти их. Забудь свою прошлую жизнь. Не вспоминай. Не думай. Теперь все будет по-другому. Порви эти цепи прошлого, освободись. И никогда, слышишь, Маша, никогда не соблазняйся на воспоминания, они всегда будут всплывать заманчиво, но сделай, так, чтобы старых дорог вдруг стало не найти.
Маша откинулась на подушку, стало вдруг немного легче. К чему был этот аутотренинг, она пока не знала, но чувствовала – проснется здоровой. Сон был хоть и глубоким, но не спокойным. Словно, назло, снился их дом, наполненный голосами и звуками отцовской гитары, а потом вдруг все стихло, кто-то закрыл дверь квартиры перед ее лицом. И в тишине она счастливо улыбнулась.
Она открыла глаза, окно палаты и ее кровать были залиты солнечным светом. Маша осторожно потянулась, улыбнулась – за окном хозяйничала весна, даря ощущение комфорта и предчувствие скорых перемен.
Маша поджала губы, вдруг отчетливо осознав в себе перемены. Нет больше депрессии и негативных мыслей, нет хандры и желания плакать, нет тоски и печали. Это случилось в одночасье, словно по мановению волшебной палочки. Хоп – и она другая. И на этот мир смотрит уже другими, повзрослевшими глазами. Появилось вдруг внутренняя жесткость и захотелось быть чуть больше наглой, в той большей степени, что не проявлялась раньше. Хотелось проявлять себя так и раньше, но острожное чувство страха перед кем-то – сдерживало. А теперь некому сдерживать ее – она сама себе хозяйка.