Письма. Том IV (1937) - стр. 20
23 января 1937 г.
Сейчас получились письма от Зины от 3-го и Мор[иса] от 4 янв[аря]. От души горюем вместе с Зиною о ее трудностях, в которые ее старается вовлечь трио. Знаем, что на дружбу человека из Олб[ани] рассчитывать нельзя. Зина поступает правильно, сносясь о переписке своей с Плаутом, ибо иначе он же при случае поставит на вид, что нечто сделано без него. Ко времени произошла статья о Мэллоне. Не забудьте, что картины, хранящиеся на четвертом этаже, мне не принадлежат, и все, что я делаю, принадлежит Е.И. Кто знает, может быть, это обстоятельство и все прочие распоряжения Е.И. скоро придется выявить, если вещам будет угрожать что-либо. Очень меня беспокоит продолжающееся нездоровье Е.И. Очень тяжелы ночи без сна, с болями в области сердца, да днем постоянные воспламенения центров. Нужно быть очень осторожным. Между прочим, мы ничего не знаем о планах Зейдель о выставке. Ведь прежде всего нужно в точности знать все обстоятельства и условия. Рады слышать, что вышла «Земля Колумба» с какою-то моею статьею[55]. Зина пишет о планах отдельного номера, но, конечно, денежно помочь мы не в силах. Может быть, они надумают что-либо и без денежной помощи. Клише им можно дать.
25 января 1937 г.
Вероятно, Зине скоро потребуется призвать к заседаниям и постановлениям все ее три комитета – эдюкешионел[56], преподавателей и алумни[57]. Пусть каждый комитет в отдельности в случае какой-либо необходимости сделает соответственные постановления. Имеет ли и Франсис какой-либо, хотя бы и немногочисленный, Комитет «Пресса»[58]? Полагаю, что такие Комитеты всегда полезны. Только подумать, что у нас были объявлены чуть ли не десять кампейн[59] и все это, уже начатое, исковеркано тремя злоумышленниками! Ведь для каждой кампейн были выпущены очень красивые бонды[60] и сколько-то их было уже продано. Спрашивается, неужели же можно так беззаконно презреть и эти доброхотные пожертвования? Знают ли все наши адвокаты об этих кампейн и о бондах? Ведь это уже были общественные деньги, безразлично, было ли их много или мало, но они все-таки были. Спрашивается, какою же такою самочинною властью мог Леви выбросить за борт и это общественное начинание? Думается, что люди, покупавшие эти бонды на определенную цель, в полном праве протестовать по поводу всех происходящих разрушительных беззаконий. Когда мысленно перебираете все уже сделанное, которое должно было лишь развиваться, то становится прямо страшно видеть, какие безнаказанные преступления могут твориться у всех на глазах и даже быть кем-то вполне оправданными. И опять вспоминается, что взнос бондхолдеров гораздо превышал пресловутый резиновый миллион. А между тем об этой главной цифре даже не говорят. Также не говорят и о всех прочих пожертвованиях, превышающих многие десятки тысяч долларов. Все это так чудовищно, что не имеет даже имени в человеческом языке. В каждом деле бывают и денежные, и трудовые паи – казалось бы, это обстоятельство всем достаточно известно. Но в проделках трех злоумышленников именно это обстоятельство совершенно игнорируется. Чудовищный гранд-гиньол[61], как всегда, сводится и к драматико-смешным эпизодам. Разве не смешна гримаса шутовства, когда белокурая получает за что-то и комнату, и еду? И как смешно звучат эти семнадцать порций еды. В то время, когда оскорбляется само понятие культуры, откуда-то еще являются ресторанные порции. Все это так чудовищно, что и не находишь слов выразить. Конечно, в истории человечества не раз рассказывалось о кровавых вторжениях вандалов, в которых умолкали всякие законные соображения. Но разве там, где существуют суды, возможны подобные же варварские вторжения?