Письма с Первой мировой (1914–1917) - стр. 82
Только что закончил веселое письмо к матери, о здоровье ни полслова. А между тем оно неважно, с каждым днем пока ухудшается. Сегодня пришлось написать рапорт о болезни, не могу завтра дежурить на станции. Попробовал вчера пойти на почту, шел медленно-медленно, еле добрался домой, а потом долго лежал, и сильно сжимало грудь, аритмия во всю ивановскую, одышка при малейшем движении, недостает для полноты картины только отеков… Строфант не помогает, сегодня начал принимать inf. digitalis (настой наперстянки. – Сост.)\ Ничего не поделаешь, приходится. Нужен, конечно, покой, нужен отпуск, но тогда родители узнают, что я болен, а я не хочу их тревожить. Надеюсь, что, может быть, обострение пройдет здесь. Я теперь буду очень осторожен, digitalis мне поможет. А через две недели приедет моя Шурочка, и всё пойдет хорошо, ведь это временное обострение.
Милая Шурочка, ты под влиянием этого письма не решай что-нибудь слишком поспешно. Я ведь сейчас совсем спокоен и буду ждать тебя спокойно, ничего такого экстренного нет. Если ты, чего доброго, поругаешься с Алексеевым, уезжая сюда, мне будет очень больно. Ты этого, умоляю тебя, не делай! Вообще не придавай слишком уж серьезного значения всему этому. Всё это сейчас очень неприятно и некстати, но пройдет, и останется только гадкое воспоминание.
Я отныне буду очень осторожен, и всё пойдет хорошо. Только сейчас вот я не знаю, как мне поступить так, чтобы родные ничего не узнали, ведь если я отсюда уеду, они неминуемо узнают. Ну, ты приедешь, и мы всё это разберем, обсудим. Ты моя хорошая, умная, единственная. А я, Шурочка, спокоен, ты не думай, что я особенно тревожусь. В особенности сейчас, как сообщил тебе, так и чувствую себя совсем спокойным, как ребенок, сообщивший матери о том, что животик болит, и твердо верящий, что теперь всё пойдет хорошо.
Левитский и Покровский с двумя сестрами вчера утром поехали во Львов погулять, пока нет больных. Мы тут совсем одиноки: П. П., аптекарь, я, старшая сестра (лежит в постели, расстройство желудка) и младшая сестра, примкнувшая к нам в Воронеже. Я читаю газеты и письма, жду их с нетерпением, читаю с жадностью. Вот и всё мое занятие пока.
Госпиталь опять устроился, к субботе, должно быть, будут больные. Наш госпиталь будет принимать, как нам сообщают, главным образом хирургических больных и немного терапевтических. Будет, будет! Всё нам обещают, а мы всё ничего не делаем. Как всё это безалаберно! Эпизод с нашим назначением в Подволочиск мелькнул, как метеор, и опять забывается уже. А счастье было так близко, так возможно!.. Ну, Шурочка, не огорчайся моим письмом, не волнуйся. Будь спокойна,
как твой Ежка*.
Получил сегодня открытку от Зайцева, всё еще торчит в Воронеже.
* Далее приписка на полях письма.
18.
Волочиск, 31-го октября 1914 г.
Милая, дорогая Шурочка, хорошая моя женочка. Вот прошел и еще один день, такой однообразный, бездеятельный. И я опять тебе пишу, беседую с тобой, моей милой. Получил твое письмо от 27/Х, где ты ничего не пишешь о своем приезде. Поскорей бы пришел этот момент, когда моя Шурочка опять будет со мной! Отпустят ли тебя? Ты только, пожалуйста, не расставайся с Морозовской б[ольни]цей окончательно, не доводи до этого. Я тебя опять прошу убедительно, иначе ты меня сильно огорчишь. Если не отпустят сейчас, то Бог с ними, удастся в другой раз. А как хорошо бы!