Пешком и проездом. Петербургские хроники - стр. 22
Дача Эрмлера
Интеллигенция никакая не прослойка. Это разноцветная масляная пленка, неслиянная с правильной и здоровой лужей. Искусственное и чуждое наслоение, оскверняющее естественную среду.
Во время оно, в городе Зеленогорске (похоже, у меня наклевывается целый зеленогорский цикл), строился известный режиссер Эрмлер. И строился солидно, в форме дачи. Не только солидно, но и стремительно. Его безлошадный сосед не успел оглянуться, как мощный забор Эрмлера впечатался ему в суверенитет и потеснил на пять метров.
Мудрый народ осудил такое тесное соприкосновение искусства с массами. И все расставил по местам. Непредумышленно, конечно, в режиме коллективного бессознательного. Коллективное бессознательное, в лице дедушки моей жены и его подручных, трудилось на строительстве этой дачи. Дача, насколько я понимаю, уже была и просто расширялась. И в доме было очень много бумаги. Которую женин дедушка и его друзья перли пачками. Стелили ее под рыбку, колбаску; брали для санитарных нужд, да и просто потому, что плохо и в большом количестве лежала.
Бумага была хорошая. Строителям не нравилось одно: фамилия Эрмлера, пропечатанная на каждом листе, в углу. И скоро весь Зеленогорск, все его пивные и сортиры были засорены бумагой с росписью: «Эрмлер». Как будто это он повсеместно нагадил. А против его фильмов никто ничего не имел. Отнеслись уважительно, но чуточку приземлили. Понизили по вертикали, раз его раскидало по горизонтали, под видом забора.
Бери шинель
Крылатую фразу про то, что «все мы выросли из „Шинели“ Гоголя», понимают неправильно. Советская власть освободила людей настолько, что они из этой шинели действительно выросли. Она им стала мала.
В питерском городе-сателлите Зеленогорске, ранее – Териоки, было культурное место, ресторан «Олень». Было и некультурное, бар «Черный Кот», но о нем помолчим. О покойниках либо хорошо, либо ничего.
В кочегарке ресторана «Олень» кочегарил хронический Юра, навеселе. Директор его за это сильно невзлюбил. Директор был южной народности, и Юра его тоже не любил. Но заменить Юру было нечем, и паритет сохранялся на протяжении всего отопительного сезона.
Южный директор лишал Юру премии, каждый месяц. Тот, русская душа, кое-как терпел. Но под конец года лишился 13-й зарплаты. А он ее очень хотел и пошел разбираться к этому мамаю. Постучал: тихо, никого нет. Вошел, снял шапку. Спросил на всякий случай: Можно? Вдруг директор спрятался. Никто не отзывается. Юра притворил за собой дверь, стал осматриваться. Видит – зеленая дорожка до самого стола, при дверях – вешалка. А под вешалкой – новые валенки с новыми галошами. У Юры же валенки были уже дважды подшитые, как и сам Юра. И продырявленные. Он их снял, задыхаясь от них. Поставил директору, взял новые, примерил: в самый раз, даже удивительно.
В кочегарке Юра валенки спрятал, надел свои летние, с позволения выразиться, ботинки.
Пришел директор на обход, несет перед собой юрины валенки: «Какая сука подменила мои новые валенки, да? Только купил, да?»
Юра: «Не знаю! Я к вам не хожу. Это только вы к нам ходите, лишаете людей премии».
Директор: «На тебе!»
И кинул ему старые валенки.
Так что вот. Налицо противодействие реакции. Сегодня нас снова думают затолкать в старенькую шинель, да не выйдет, лопнет она. Пуговицами в ряд.