Пешком и проездом. Петербургские хроники - стр. 23
Король эстрады в массе
Один раз мой покойный тесть рассмешил Аркадия Райкина. Тот еще в Ленинграде жил.
Приехал мой тесть, но тогда еще не мой и не тесть, на своем желтеньком жигуле в скромный дворик на улице Мира. Или где-то еще. У него там водился приятель. Остановился он в этом дворике и стал приятеля ждать. А там еще одна машина стоит с шофером, новенькая черная Волга.
Приятеля нет и нет. Тесть вылез, пошагал к черному ходу. Тут дверь распахивается, выходит Райкин и с легкой одышкой направляется к Волге.
– Здрасте, – мрачно сказал ему тесть.
– Здрасте, – отозвался довольный Райкин. И залез в машину. И не выехать им. Потому что жигуль им дорогу перегородил.
– Мешаю? – возвращается тесть.
– Да наверное! – опускает стекло Райкин. Ну, тесть подвинулся. Собрался снова выйти. Посидел, подумал, снял зеркало, сунул в карман и пошел.
Райкин захохотал:
– Вы что же, не доверяете мне?!
– А кто вас знает, чего вы там.
В театре
Попал я в театр, в Александринку. На «Ревизора».
Вещь любопытная, но поставлена так себе. Лучше всего поставили бутерброд в буфете, я даже крикнул «Браво!» А представление не понравилась.
Во-первых, там все время орут и ходят на четвереньках. Во-вторых, там городничья жена беспричинно хватает Осипа за причинное место. А тот стоит в штанах и пальто нараспашку, а под пальто – волосатая грудь.
Еще меня удивило, что распоясавшийся Ревизор поворачивается к залу задом, а к кулисе – передом. И ссыт. Струя деликатно не обозначена, но сделан намек на пар. Я не особенный ретроград и ничего не имею против, чтобы поссать со сцены – да хоть в царскую ложу. Но я не вижу в этом нового прочтения «Ревизора». Городничий же вместо того, чтобы держать, как все нормальные люди, свечку, когда Ревизор оседлал его дочку, поднял его за ноги и стал качать, как насос.
И еще мне не понравился оркестр: молодые люди, занявшие ложу, которая ближе к сцене. Судя по всему, это был маленький церковный хор, подрядившийся играть музыку ртом. Они подражали разным звукам, в том числе физиологическим, и плавно переходили на «пум-бам-пам, пум-бам-пам». Эта кишечно-полостная музыка вызвала недоумение даже у публики. Плохой спектакль. Хотя говорят, что он есть признак возрождения Александринки. Вполне возможно. Больные, когда из комы выходят, тоже, бывает, несут черт-те что, даже нецензурное.
Да и совокупное лицо театральной публики постепенно меняется.
Мой родственник, например, с которым я туда сходил, явился с длинным шрамом через весь лоб: ударился в новогоднюю дверь. Но шрам был вполне благороден. Во всяком случае, не скажешь, что это фонарь или там асфальтовая болезнь. Зато о зрителе, обернувшемся к нам с переднего ряда, можно было сказать именно это. Алый белок глазного яблока а-ля джонатан. Предгрозовое кожное окружение: синее с желтым. Навел этот глаз на окрестных дам, за неимением лорнета. Не пришла ли, часом, графиня N., которая приложила ручку?
Приключение
Я вышел из дома в ночь за диетическим яйцом. Из почтового ящика торчала предвыборная газета с большим заголовком: «Приказано убрать».
Едва я прошел шагов двадцать, загремели очереди. Это были не простые петарды-хлопушки, это была настоящая канонада. Сильно напоминало автоматный расстрел иномарки.
Последствия такого расстрела я уже видел году в 92-м, возле метро.