Перекрёстки детства - стр. 18

Наина Феоктистовна, моя первая учительница, считалась одним из лучших специалистов начальной школы.

– О! У вас Наина Феоктистовна? Это вам повезло! Хороший учитель! – так говорили моей маме знакомые.

Наверное, так оно и было. Возможно, что дети этих знакомых, обучаясь у неё, набрались каких-то выдающихся знаний и принципов, но я не заметил в первой учительнице тех приёмов работы с учениками, от которых родители приходили в восторг. Среднего роста, в строгой тёмной одежде, зачёсывавшая волосы назад и крепившая их на голове с помощью многочисленных шпилек, Наина Феоктистовна имела громкий резкий голос и сильные руки. Ей уже исполнилось 60, но она, будучи на отличном счету, продолжала преподавать. Детей она не любила, не вкладывала в них душу, а те, в ответ, не любили и боялись её. Вероятно, ценили Наину Феоктистовну за строгость; любые провинности показательно наказывались, проступки доводились до родителей, а с виновником велась воспитательная работа-его могли поставить на полчаса в угол или отправить домой, когда он забывал что-то из книг или тетрадей. Жёстко реагировала она и на недостаточную успеваемость, оставляя детишек после уроков для дополнительных занятий. Со мной учительница занималась правописанием, помогая мне выводить ручкой красивые закорючки и буквы, но почерк у меня как был ужасным, так и остался. Для этого она садилась рядом, брала мою руку в свою и начинала вместе со мной писать. Мне было неприятно от её несвежего дыхания и регулярных окриков, хотелось провалиться сквозь землю оттого, что я такой неумеха.

Сейчас трудно отделить первый учебный год от второго и третьего, помню, что учебники менялись и задания становились сложнее, хотя я и пошёл в школу, уже умея читать и считать, но чего-то яркого и запоминающегося не осталось в памяти. Между тем, даже самые ранние необычные воспоминания того времени, когда я посещал детский сад, сохранились.

Сохранились, оставшись живыми. Как и мы, которым для того, чтобы не умереть совсем, требуется всего лишь, чтобы нас помнили.

«Трёхдневные курсы вареньеварения из материала заказчика. Быстро, вкусно, улётно»

Карлсон.

Я плохо помню отца, погибшего, когда мне было всего пять лет. Хотя он и запомнился больше по фотографиям, но я чётко вижу отдельные сцены с его и моим участием.

Летом, когда в лесах появлялись грибы и ягоды, мы всем семейством могли выезжать на их сбор. Брата, как самого маленького, оставляли под присмотром бабушек, а меня забирали с собой, хотя и не часто. Грибы мы в то время привозили картофельными мешками, настолько много их росло в окрестных лесах. Собирали маслята, красноголовики, синявки, белые грибы, рыжики, волнушки, лисички, грузди. Груздей набирали особенно много. Привезённые домой грибы вываливались в длинные стиральные цинковые ванны или корыта и заливались водой, некоторое время отмокали, после чего все, и без того уже уставшие от поездки, с ножами в руках усаживались возле корыт и, вдыхая неповторимый и незабываемый грибной дух, тщательно очищали собранное от налипшей травы, листьев и земли. Больше всего возиться приходилось с груздями и маслятами. С маслят требовалось аккуратно снять верхнюю кожицу и разрезать пополам, проверяя, не червивая ли шляпка, а грузди приходилось тщательно скоблить, счищая грязь. На чистку грибов уходило несколько часов, и я считал это время безвозвратно потерянным. Обработанные грибы, в зависимости от вида, жарились на подсолнечном масле с картофелем, покрывавшимся румяной корочкой, особо ценимой, и подавались вечером на стол, ароматные и потрясающе вкусные. Кроме того, в виде грибного супа, из маслят и синявок варилась грибница, или, как у нас почему-то говорили-губница, чей аромат распространялся по всем комнатам и заставлял, постоянно наведываясь на кухню к газовой плите, на которой стояла кастрюля с будущим кушаньем, нетерпеливо интересоваться, когда же всё будет готово. Грузди и быки на зиму солились или мариновались, оказываясь в банке в неожиданном для себя соседстве с листьями жгучего хрена и ароматной чёрной смородины. Закатанные банки спускались в подпол, где в прохладе покоились, стоя на полках, и дожидаясь своего часа быть извлечёнными из холодной темноты, открытыми и поданными на стол. Грибочки, выставленные вместе с варёным рассыпчатым картофелем и солёным свиным салом, считались отличной закуской к холодной водке. Обычно, количество солений и маринадов было так велико, что к новому грибному сезону удавалось съесть далеко не все запасы, поэтому трёхлитровые банки начинали раздавать родственникам и друзьям. Всем этим маринованием и солением занимались бабушки, а мы с братом оказывались на подхвате. Помогали мы им и варить варенье из мягкой крупной земляники, долго не отмывающейся с пальцев черники, сладкой малины, сочной, немного кисловатой клубники, а также фруктовые компоты из чёрной, белой и красной смородины. Сладких запасов бывало несколько меньше и расходовались они экономнее. Литровая баночка тёмного, с беленькими вкраплениями земляничных семян, чуть вязкого, капающего с ложечки варенья, открывалась к чаю, делая его восхитительно летним, придавая ему неповторимый кисло-сладкий вкус, и хватало её где-то на пару месяцев. Компоты же выпивались ещё быстрее-три литра, в хорошей компании, могли уйти за пару-тройку дней, поэтому до весны они почти не доживали.