Пепел заговора - стр. 18
По всему городу разносились его распоряжения, которые слуги спешили исполнить с тройным усердием. Улицы должны быть усыпаны цветами так густо, чтобы даже камень под ногами не был виден. Музыкантам велено играть так громко, чтобы их слышали не только в самом отдаленном квартале города, но и боги на небесном Ниле.
Когда первые звуки медных труб возвестили о приближении процессии, фараон величественно поднялся и вышел на парадный балкон. За его плечом стояла Сешеребет. А его мощной спиной выстроилась вся элита Египта – верховный жрец Амона в ритуальной леопардовой шкуре с золотым посохом в руках, главный писец с табличками для записи торжественного события, военачальники в парадных доспехах, сверкающих на солнце как чешуя священной рыбы. Среди них выделялась могучая фигура главнокомандующего Ирсу, отца Хефрена, чье лицо, изборожденное боевыми шрамами, светилось гордостью за сына.
Внизу на улице уже показалось триумфальное шествие. Впереди шли трубачи в белоснежных передниках, их инструменты сверкали на солнце как сигнальные зеркала. За ними несли штандарты с ликами богов, развевающиеся на легком утреннем ветерке. И наконец показались легендарные «Стрелы Монту» – их ослепительно белые схенти с красными поясами, казалось, отражали свет солнца, а шаг был так строен, будто их вела невидимая рука самого бога войны.
В центре процессии на колеснице, украшенной инкрустацией из лазурита и бирюзы, запряженной вороными конями, стоял Тахмурес. Наследник держался с подобающей царственной осанкой, его гордый взгляд был устремлен вперед. Рядом, но не вровень, а чуть после, примерно на голову лошади, в своей колеснице ехал Хефрен. Его правая рука лежала на рукояти меча, вторая держала поводья – верный страж и друг принца.
Фараон торжественно поднял руку в приветственном жесте, и толпа взорвалась ликованием. Возгласы славы наследнику и легендарному отряду разносились по всему Мемфису, смешиваясь с музыкой и звоном систров.
Камос, шагал в строю лучников, но всем своим видом явно выделялся из толпы воинов. В его взгляде читалась лёгкая надменность.
Когда медные трубы прорезали утренний воздух, их звук донесся даже до священных покоев храма. Исидора замерла у окна, её пальцы непроизвольно впились в подоконник. Сердце учащенно забилось – это означало, что отряд «Стрелы Монту» уже вступил на улицы столицы.
Она резко повернулась к храмовым воротам, её тело напряглось в порыве. Ноги сами готовы были понести её вперёд – туда, где гремели ликующие крики толпы, где сверкали на солнце бронзовые, где сейчас, среди этого шума и блеска, были его глаза – синие, как воды Нила перед разливом, глубокие, как само небо перед летней грозой.
Но шагнуть за пределы храма она не смела.
Тихий шелест одежд заставил её вздрогнуть. Главная жрица Меритхотеп подошла незаметно, как тень в лунную ночь.
– Дочь моя, – её голос звучал мягко, но непререкаемо, – швеи ждут тебя. Настало время примерить завтрашний наряд.
Исидора на мгновение закрыла глаза, словно пытаясь сохранить в памяти последние отголоски трубного зова. Затем, не проронив ни слова, она покорно кивнула и последовала за жрицей.
Её шаги по каменным плитам были беззвучны, будто она уже стала призраком собственной жизни.
А за стенами храма ликование города нарастало, смешиваясь с грохотом колесниц и мерным шагом воинов.