Пепел заговора - стр. 17

Но чем-то гораздо большим.

И боги, казалось, действительно были на её стороне.

***

Луна, холодная и безразличная, серебрила песок под ногами воинов, занятых последними приготовлениями. В отличие от праздного Мемфиса, здесь царила строгая дисциплина – ни смеха, ни лишних слов, только сдержанные команды и точные движения.

На каменном возвышении, служившем импровизированным командным пунктом, стоял Тахмурес. Его поза излучала непререкаемый авторитет – спина прямая, как древко боевого знамени, глаза суженные, будто высматривающие малейший недостаток в подготовке отряда. Лицо наследника было непроницаемо, словно высечено из красного гранита Асуана. Лишь изредка он подавал молчаливые команды.

Хефрен, как тень принца, мгновенно улавливал эти безмолвные приказы и передавал их дальше:

– Проверить упряжи!

– Пересчитать стрелы!

– Проверить колчаны!

Воинам не нужно было повторять дважды – они работали с сосредоточенностью бальзамировщиков, готовящих тело фараона к вечной жизни.

Когда последняя колесница была проверена, последний колчан пересчитан, Хефрен подал сигнал к отдыху:

– Отбой! Первая смена караула – на посты. Остальным – спать. Подъем до рассвета.

Военная машина «Стрел Монту» замерла. Лишь призрачные фигуры дозорных скользили между шатрами, их бронзовые наконечники копий иногда вспыхивали в лунном свете.

Тахмурес всё ещё стоял на своем возвышении, теперь уже в полном одиночестве. Его взгляд был устремлен в сторону Мемфиса.

А здесь, в лагере, воины спали крепким сном тех, кто знает – завтра их ждёт не просто парад, а ещё один шаг к судьбе.

***

Тишина храмового сада казалась неестественно громкой после дневной суеты. Исидора, завернувшись в тонкую шаль, ступала босыми ногами по остывшему за ночь камню. Сон бежал от неё, как вода сквозь пальцы – все мысли занимало завтрашнее возвращение отряда.

Она знала, что не увидит торжественного шествия из-за храмовых стен. Но само осознание, что завтра Хефрен будет в Мемфисе, дышать тем же воздухом, смотреть на те же звезды… Это одновременно согревало и терзало её душу.

Присев на мягкую траву у подножия статуи Хатхор, Исидора подняла лицо к луне. Ночное светило, почти круглое, напоминало – до полнолуния всего одна ночь. Всего один день – и на празднике фараон объявит её судьбу.

Тень грусти скользнула по её чертам.

Мечта, которая никогда не могла стать явью…

Она закрыла глаза, и перед ней встал его образ – сильные руки, привыкшие сжимать рукоять меча, широкие плечи, выдерживающие тяжесть походов, синие глаза, такие ясные среди загорелого лица…

Исидора сжала кулаки, чувствуя, как сердце разрывается на части. Она отчаянно хотела увидеть его – и в то же время боялась этого мгновения. Боялась боли, которая последует за мимолетной радостью встречи. Боялась жизни, где придётся принимать ласки другого, зная, что любимый где-то рядом, но навеки недоступен.

Ночной ветерок шевельнул пряди её волос, будто пытаясь утешить. Где-то в темноте запел сверчок – одинокий, как она сама.

А луна, холодная и равнодушная, продолжала свой путь по небу, отсчитывая последние часы перед тем, когда мечты окончательно станут лишь тенями прошлого.

***

Утро в Мемфисе выдалось по-царски великолепным. Фараон Аменемхет III, облаченный в парадный плащ из пурпурного виссона, восседал на резном троне под сверкающим золотым балдахином. Его лицо, обычно строгое и неприступное, сегодня озаряла редкая улыбка – боги явно благоволили к нему. Не только священное видение в храме Тота подтвердило правильность его решений, но и долгожданное возвращение сыновей наполняло его отцовское сердце гордостью и радостью.